был вызов традициям и предрассудкам, было воображение, и это привлекало Вика, потому что он сам был таким же мятежником. Сейчас ему стало ясно, что от тогдашнего полета воображения у нее ничего не осталось, а с традициями и предрассудками она боролась, разбивая дорогие вазы. В доме осталась всего одна – металлическая, с выщербленной перегородчатой эмалью. Сначала Мелинда не хотела детей, потом захотела, потом расхотела, наконец через четыре года снова захотела – и произвела на свет дочь. Врач сказал Вику, что роды оказались не такими трудными, как это обычно бывает при рождении первого ребенка, но Мелинда громогласно заявляла о своих страданиях до и после родов, несмотря на то что Вик обеспечил ей лучший уход и много недель, забросив работу, отдавал жене все свое время. Он был безмерно рад, что у них появился ребенок, хотя Мелинда почти не занималась девочкой и заботилась о ней не больше, чем о каком-нибудь приблудном щенке, которого нужно было накормить. Вик решил, что ее бунтарской натуре претит и воспитание ребенка, и исполнение положенных супружеских обязанностей. Ребенок подразумевал определенную ответственность, а Мелинда упорно не хотела взрослеть. Ее недовольство вылилось в заявление, что она больше не любит его, как прежде, – как она выразилась, «в романтическом смысле». Вик проявлял большое терпение, но, по правде говоря, она тоже начинала ему наскучивать. Ее нисколько не трогало то, что интересовало его, а он, пусть в чем-то поверхностно, интересовался многим: печатным и переплетным делом, пчеловодством, сыроварением, плотницким ремеслом, музыкой и живописью (хорошей музыкой и хорошей живописью), астрономией – для созерцания звезд у него был прекрасный телескоп – и садоводством.
Когда Беатрис было года два, у Мелинды начался роман с Ларри Осборном, молодым и глуповатым инструктором из школы верховой езды недалеко от Литтл-Уэсли. До этого несколько месяцев она была мрачна и растеряна, но, когда Вик пробовал поговорить с ней о том, что ее гнетет, она лишь отмалчивалась. После того как появился Ларри, она оживилась, повеселела, стала ласковее с Виком – особенно когда увидела, как спокойно он к этому отнесся. На самом деле Вик был не так спокоен, как казалось, хоть и спросил, не хочет ли она развестись. Мелинда не захотела.
Вик потратил пятьдесят долларов и два часа на то, чтобы обсудить все с психиатром в Нью-Йорке. Заключение психиатра было таково: поскольку Мелинда сама ни в грош не ставит консультации у психиатров, она будет приносить Вику только несчастье, и рано или поздно это закончится разводом – если он не будет с ней строг. Принципы не позволяли Вику, взрослому человеку, быть строгим к другому взрослому. Притом что Мелинду нельзя было назвать взрослой, он все же хотел и дальше обращаться с ней как со зрелой женщиной. Психиатр навел его лишь на одну новую мысль: он дал ей ребенка и теперь Мелинде, как и многим родившим женщинам, он как мужчина и муж больше не нужен. Довольно забавно было приписывать Мелинде врожденный материнский инстинкт, и Вик
