– Что ты?! Что ты, Лиза?! Больно тебе?
Он подхватил её под плечи, обнял, приподнял, усадил, подоткнул вокруг высокие подушки и одеяло.
– Сейчас попить принесу! Ты только не упади, ради Христа!
Володя бросился на кухню, побрякал там посудой и принёс тёплого чаю в детском поильничке: от внучки остался. Лиза как увидела этот поильничек, так ещё пуще зашлась, отвернулась.
– Ну, мать, ты давай как-то… надо ведь и лекарство пить, и есть, и вставать осторожно. Что там за мысли у тебя завелись? Врач сказал: прогноз положительный, организм крепкий. Так что давай, попей… и кашки я сварил, жиденькой.
Он развернул жену к себе и почти насильно напоил, потом заставил съесть несколько ложек каши, выпить таблетки. После еды уложил и принялся неумело массировать ей отнявшуюся руку, растирать ноги, приговаривая:
– Если в туалет захочешь – стукни в стенку два раза, если попить-поесть – один. Если больно – кричи, скучно – зови. Я тебе телевизор сюда экраном развернул, будешь свой сериал смотреть… Ни о чём не переживай…
– аота а-ак?
– Чего? Работа? Так я отпуск взял. Я с тобой буду, пока не поправишься, а поправишься ты обязательно. Только мысли правильные в голове заведи, и поправишься… Уф! Всё, родная, поспи…
Володя коротко поцеловал жену в сжатые губы и ушёл справлять домашние дела.
Ночью Лиза видела какие-то вязкие, яркие и бессмысленные сны, походящие на кошмар, охала, вскрикивала. Под утро сновидение привело её к знакомому до ужаса дому, и она, подняв с земли горсть камней, стала кидать их в окна. Стёкла посыпались с оглушительным звоном, и кто-то закричал.
Лиза испуганно открыла глаза: над ней склонился заспанный встревоженный муж. Ещё не отойдя от ночного морока, она махнула на него рукой:
– уди-и-и… уди-и-и… еа-ижу…
– Да что ты, Лиза, что ты! – Володя приподнял её, дал лекарство.
С трудом сглотнув таблетки, Лиза устало повалилась обратно в подушки и уставилась в окно, за которым розовел рассвет. Нет, не верила она мужу, не хотела она, чтобы именно он видел её такой – униженной, слабой… Лучше бы чужие люди за ней ходили, пусть бы грубили, пусть бы в сырости и грязи она лежала, только бы не дотрагивались до неё его руки. Она никогда не забудет, что эти руки обнимали чужую женщину. Она не смогла простить тогда, не сможет и сейчас. И его виноватый вид, и его забота, и фальшивая ласка были неприятны ей. Господи, какое наказание – оказаться совершенно беспомощной в руках человека, который тебя однажды так подло предал!
Ей в то лето исполнилось тридцать шесть, а Володя перешагнул сорокалетний рубеж. Сын Павлик заканчивал девятый класс и собирался поступать в техколледж. За хорошую учёбу отец отдал ему свой старый мотоцикл «Минск», а для себя присмотрел тяжёлый крепкий «Юпитер» с коляской. Стоял тот без дела в гараже у соседки Нинки уже лет пять. Покойный Нинкин муж немного и поездил: скрутила молодого ещё мужика чёрная болезнь. Многие