– Я очень рада знакомству с вами, граф, – церемонно сказала Марья Андреевна, протягивая Раднецкому руку.
Он почтительно поцеловал ее, а Аня, хоть и не любила ее, почувствовала острый укол жалости. Ибо лишь она осознавала трагизм сцены: мать протягивает руку тому, кто лишил ее сына… Впрочем, граф тоже, кажется, не знал, чью руку целует. Но это Аню не удивило: Андрей носил отцовскую фамилию – Столбов; и, если Раднецкий и помнил еще, через пять лет, это имя, он едва ли мог связать его с Березиными.
Что касается Льветарисны, то Аня помнила: когда случилось несчастье с Андреем, тети не было в Петербурге и вообще в России: она тогда, как делала ежегодно, на несколько месяцев уехала в Баден, на воды. Скорее всего, она тоже не знала, какую роль сыграл во всей этой трагической истории ее племянник…
– Могу ли я пригласить на первый тур вальса вашу дочь, мадам? – спросил Раднецкий.
– О, да, ваше сиятельство, – быстро ответила Марья Андреевна и, прежде чем он продолжил, обернулась к дочери: – Алина, ведь вальс у тебя еще не занят?
Аня вздохнула с облегчением. Нет, он не узнал ее, это очевидно!
Слегка скосив глаза, она увидела, как вспыхнули у младшей сестры мочки уха от удовольствия и предвкушения.
– Нет, maman, он свободен, – сказала Алина, даже позабыв о своей книжечке.
– Простите, мадам, но я бы хотел пригласить не Александру Ильиничну, а Екатерину Ильиничну, – произнес вдруг Раднецкий.
У Алины шея пошла пятнами. А Анино сердце ухнуло куда-то в живот, как при качании на качелях, когда они летят вниз. Намек графа был слишком очевиден, хотя Раднецкий никак не подчеркнул голосом имя «Екатерина».
– Серж, ты ошибся: старшую дочь Ильи Иваныча зовут не Катя, а Аня, – рассмеялась промаху племянника Льветарисна.
– Извините меня, мадам. Да, я бы хотел пригласить Анну Ильиничну. Мадемуазель, вы не откажетесь от тура вальса со мною?
Аня, наконец, осмелилась поднять на него глаза. Он смотрел прямо на нее, серьезно и строго, – ни насмешки, ни злости, ничего, что могло сказать ей: он ее узнал. В его обращении к ней и приглашении было всё комильфо*.
– Я… я… Да, граф, вы очень любезны, – пролепетала она. Он поклонился и отошел. Она же стояла, чувствуя себя полной идиоткой. Но постепенно душа ее наполнялась гневом – неудержимым, неистовым. Аня не замечала ни завистливых взглядов сестры, ни неприятного изумления на лице Марьи Андреевны, ни нескрываемой радости Льветарисны.
Ей, Анне Березиной, танцевать с тем, кто навек разлучил ее с Андреем!! Как, как могла она принять это мерзкое приглашение? Не найти способа отказать, позволить Раднецкому прикоснуться к себе, – более того, обнять!!
Ведь мало того, что он был виноват в том, что Аня больше никогда не увидит любимого. Но он был еще и грязным негодяем. Да, да, грязным! Ибо на его белоснежных перчатках была кровь жены, которую он избивал; а на его