– Сестричка, это потому, что ты не такая, как мы. Ты у нас хорошая.
Ноэль хотела сделать ей приятно, но Диана пришла в ярость.
– Просто приезжай быстрее и постарайся все тут не испортить. Может, тебе плевать на всех нас, раз у тебя теперь своя семья, но это серьезно. У мамы опухоль мозга.
4. Ноябрь 1992 года
Пидмонт, Северная Каролина
Джейд соорудила на кухне алтарь Рэя. Он бы сам выбрал именно кухню. На стену она повесила его портрет, деревянные четки на гвоздик, под ними поставила горшки с фиалками, и рядом – толстую свечу, которая пахла табаком, когда горела. Джейд не то чтобы верила в Бога, но если Он существует, она хотела бы, чтобы Он присмотрел за Рэем. Поэтому каждый день рано утром она зажигала свечу, садилась перед своим святилищем и пыталась молиться. Она начинала с разговора с Богом, а в результате говорила с Рэем. Это его голос она хотела услышать. Но до сих пор не слышала ничего и все равно склонялась перед алтарем и ждала. Если у него есть дух, он точно рядом, точно попытается с ней общаться. Надо только подождать.
Поначалу она просила прощения. По ее вине он спутался с ее семьей – с людьми, которых надо было бросить, будь она поумнее. Она извинялась, проклинала себя, проклинала Уилсона. Однажды она так раскричалась, что разбудила Джи. Он прокрался на кухню, а она не заметила. Обернулась, а он стоит, прижавшись к двери, и смотрит на нее с ужасом. Она сразу велела ему идти в комнату, повторяя, что все хорошо. Она прекрасно знала, что горе заразно. Как и гнев. Нельзя было ему видеть, как ее поглощает горе.
Теперь она в основном просила Рэя о помощи. Просила помочь ей встать пораньше, чтобы успеть сделать все, что раньше делал он: приготовить завтрак, разлить молоко по стаканам, помыть посуду, погладить одежду. Помочь ей не сдаваться. Помочь найти покой, потому что у Рэя была эта суперспособность: улыбаться жизни, сохранять спокойствие, находить радость. Она не такая. Но теперь, ради Джи, ей надо научиться быть такой.
А она устала, так устала. Рэй погиб шесть недель назад, а она не чувствовала себя такой измотанной с первых дней после родов. Сколько часов она тогда провела у своей мамы дома одна, не зная, как кормить, качать и успокаивать этого ребенка. Зная только, что надо держать себя в руках. Что нельзя срываться. Ему нельзя видеть, как она плачет. Ребенок смотрит на твое лицо, слушает твой голос и так познает мир. Он не выдержит неприкрытой боли ее одиночества и ужаса. И потому она улыбалась ему, заставляла себя не реагировать, когда он срыгивал на нее молоко, и, выползая среди ночи из кровати, чтобы его покормить, ласково приговаривать, не чувствуя никакой нежности. Столько в те дни приложено усилий, и все равно ее сын оказался мальчиком, у которого умер отец. И теперь она снова играла ту же роль. Она была спокойна. Она улыбалась Джи. Она приходила к нему, даже когда ей не хотелось вставать с кровати. Она делала вид, что не так уж скучает по Рэю, что жить дальше – возможно. Предчувствуя, что скоро не выдержит, она всегда одергивала себя: ее мальчику и так хватает.
В