Статные красавцы сбились в кучку, скорее из страха, чем из почтения. Не глядя в их сторону, «монах» наставил закорючку пальца и ласково попросил:
– Вон.
Бешеную горничную сдуло как ветром.
Монах повернулся к толпе небритой щекой:
– Где вестник?
Его взгляд направили на гостя с мотоциклом. Толик был осмотрен тщательно, придирчиво и досконально. Монах скорчил мрачность и выжал из себя презрительно:
– Это обычный внезапный.
Кто-то из прятавшихся за спинами посмел возразить:
– У него деньги...
Неприятный старикан прошелся по телу Толика холодным рентгеновским взглядом, словно сдиравшим кожу по живому.
– У него денег нет.
Разоблачен и выпотрошен. О бензине можно забыть. И как хрыч угадал?
– Я могу заплатить, – повторил Толик безнадежную мантру. – Деньги на карточке.
– Молчать... – начал монах, но оборвал себя, словно не зная, как обратиться к незнакомцу. Зато бросил через плечо: – Всем по делам.
Толпа красавцев растворилась в окрестностях.
Толик остался один на один с малоприятным субъектом, не спускавшим с него такого колюще-режущего взгляда, что хотелось закрыться чем-то более прочным, чем комбинезон воловьей кожи.
Неотрывно пялясь, монах гаркнул:
– Томас!
Появился запыхавшийся толстячок с выбритой лысиной над стриженым ободком шевелюры. Спешил, подхватив юбку ярко-красного одеяния, иначе путающуюся в ногах. К юбке аккуратно, что и шва не заметить, пришита курточка с длинными рукавами, наглухо задраенная рядом пупырчатых пуговиц в цвет ткани. Тончайшим платком, выпрыгнувшим из рукава, упитанный вытер лысину, хоть не вспотел, и добродушно улыбнулся:
– Здесь я, что кричишь.
Строгий монах вновь применил крючковатую указку:
– Что это, сеньор Томас? – Грязный ноготь целился в грудь мотоциклиста.
Толстяк в кардинальском облачении картинно выпучил глаза, всплеснул пухлыми руками и провозгласил:
– Неужто вестник пожаловал?
– Нет, сеньор Томас, это не он. Ты прекрасно видишь.
– Да? А вроде похож. Черен обличьем, конь медный.
– Не конь, дрянная жестянка проклятых язычников. Не обличье, всего лишь дубленая кожа. Еще не забыл, как выгладить? Запах горелого помнится?
– Ох, дон Джироламо, прозорливый ты...
– Дело не в этом. Дело в другом. Совсем в другом. Не находишь?
– Да-да-да, как раз подумал, что... – красноодежник запнулся, отвел взгляд, но быстро затараторил. Начались вязкие препирательства давних спорщиков, в которых никто не может взять верх так давно, что и не помнят, о чем спорят, но спорят с жаром, страстью и аппетитом. О постороннем окончательно забыли.
Почтенные путались, несли абракадабру, из которой было ясно: толстяк медленно, но верно уступает в чем-то принципиальном важном. Кажется, один из них – с итальянским