Петр Петрович, пребывая в самом лучезарном расположении духа, вернул на полку до блеска начищенные полуботинки и отправился в ванную бриться. Он был абсолютно уверен: ничто и никто отныне ему не помешает наслаждаться счастьем. Матушкино монотонное ворчание едва доносилось из кухни и нисколько не раздражало. Её репертуар за последние сорок лет не изменился. Анна Петровна гордилась своим философским изобретением, некой «доброй народной мудростью»: умные учатся на чужих ошибках, а глупые – на своих. Те, кто вообще никогда ничему не учится, относятся к подотряду «дураки».
Собирая сына в седьмой раз в загс, она отпаривала утюгом его парадную белую сорочку, туго накрахмаленную по случаю очередной женитьбы, и привычно выговаривала:
– Сколько можно наступать на одни и те же грабли? У меня такое впечатление, что ты, как встал на них в двадцать лет, так и не слезаешь с тех пор. Как назвать человека, который всю жизнь получает по лбу рукояткой, но без своих грабель и шагу не ступит?
– Не стесняйся, мамочка, называй всё своими именами. Звание дурака, впрочем, в фольклоре не такое уж и оскорбительное! – пробурчал Петя под нос, густо намыливая лицо стареньким помазком.
– Так эти сказки сами дураки про себя сочиняли, а в реальной жизни всё гораздо сложней, – вздохнула мать. – Объясни, для чего снова жениться? Может, достаточно? Валерия – не пара тебе! Услышь меня. Мать дурного не посоветует.
– Люблю! Люблю опять, как в первый раз! – напевно воскликнул сын, доставая из чехла строгий тёмно-коричневый костюм, шитый ещё в канун предыдущей свадьбы.
– Любишь! Слышала не раз. Как же! Ох, Петруша, не заботишься о своей репутации, – снова укорила Анна Петровна. – Уважаемый человек, директор районной библиотечной системы, а в жены выбрал простую маникюршу. Ей тридцать пять лет! Понятно, родителям лишь бы сплавить дочку, вот и вцепились в Петра Музыку. А ты и рад.
– Я и сам как-то не мальчик. Ты не заметила, что мне уже сорок два? – степенно ответил сын на нравоучения, освежая бритые щеки «Шипром» из матушкиных доперестроечных запасов.
Жених рассовал по карманам пиджака носовой платок, телефон, расческу, тощий бумажник. Мать, закончив манипуляции с упрямой рубашкой, передала утюг сыну и достала из комода коробку со швейными принадлежностями. Нацепив на кончик носа очки, она вдела нитку в игольное ушко и принялась пришивать к строгому черному платью праздничный белый воротник, связанный крючком собственноручно.
– Не понимаю, мамочка, почему всякий раз ты не довольна моим выбором? Ни одна из моих жен не угодила тебе как свекрови, – отозвался жених с кухни, тщательно утюжа стрелки брюк.
– Интересно! А хоть одна из них пыталась мне угодить? Меня можно недолюбливать. Но тебя – за что? Ни одна не удосужилась родить тебе ребенка.
Петр