Не погружаясь в рассуждения, я коснулся пальцем ручки окна. Меня чуть ударило током, и я отдернул руку.
Это был конец.
От осознания того, что последняя надежда на спасение пропала, что в оставшиеся дни своей жалкой жизни я буду пить собственную кровь (убивать крыс-людоедов я не желал), я разрыдался.
И тогда за входной дверью раздались голоса.
Я вскочил на ноги и, преодолевая боль, поплелся к двери.
– Эй, – кричал я, – спасите меня!
За дверью замолчали.
– Эй, – выкрикнул я.
Начали говорить громче. Из всех голосов (было их не меньше пяти) я отчетливо услышал только один. Словами были:
– Подожди, парень, сейчас отопрем! Это полиция!
Я обрадовался и смахнул с лица стекавшие по щекам и подбородку слезинки, но тут же вспомнил, что дверь наэлектризована, и выкрикнул:
– Осторожно, дверь может ударить током!
Каково же было мое удивление, когда полицейские без особого труда распахнули дверь и прошли в прихожую. Каждый из них на вид был старше сорока лет и держал в руке пистолет. Четверо пошли врассыпную по дому. Один – по-видимому, офицер или капитан – приблизился ко мне.
– Ты как, парень? – спросил он.
Я стоял с распахнутым ртом и смотрел на него так, будто впервые увидел человека.
– О мой Бог! – произнес он, завидев мою ногу, и нагнулся. – Что с твоей ногой, пацан?
Я стоял неподвижно и молчал.
– Это ведь гангрена, мать твою. О, что с твоими пальцами?!
Я смотрел вперед, в дверной проем, туда, где лето радостными красками растворяло в себе боль, грусть, тошноту и страх. Страх.
В прихожую вернулись остальные полицейские. Один из них, убирая пистолет в кобуру, сказал:
– Здесь больше никого нет, сэр.
– Ты был один? – спросил сидевший передо мной мужчина, глядя на меня снизу верх.
И я утвердительно кивнул.
12
Меня взяли под руки и повели к полицейской машине. Служебные автомобили, как им и полагается, были сосредоточием порядка и спокойствия. Проблесковые маячки, в народе – мигалки, беззвучно перемигивались между собой.
Несмотря на то что идти я мог с трудом, полицейские даже не поддерживали меня, а лишь держали за локти. Все они были молчаливыми и смотрели только себе под ноги. Несомненно, в любое другое время я бы попытался рассказать им о всех кошмарах, какие видел за прошедшие дни то ли во сне, то ли наяву. Конечно же, наяву, иначе каким образом я чуть было не лишился тогда ноги и начал с тех пор воспринимать страх как само собой разумеющееся?!
Когда меня посадили на заднее сиденье авто, мое общее состояние ухудшилось: почему-то мне вспомнились все те запахи, какие доносились из подвала… Я вспомнил зубастых крыс-людоедов и первое свое убийство. Я никогда до того момента не убивал. Это