– Не пущу дочку! – закричала она с ходу. – Еще чего выдумал – девку к мужикам! Мало ли в деревне работы.
– Это уж мое дело, куда кого послать, – спокойно сказал Захар. – И не одна она, Варька, будет среди мужиков. Там Мироновна, там…
– А я говорю – не пущу! Я уж, коли так, вон любую сестру во Христе в помощь Миронихе уговорю. Мало одной – две…
– А я говорю – поедет! – хлопнул ладонью по столу Большаков. – Что это за штуки еще такие? В доярки дочь твою нельзя, в свинарки тоже – в отлучке из деревни за километр-другой, видите ли, придется Варьке бывать. Чего ты за нее боишься? Никто ее не тронет… В общем, чтоб не ныла мне больше тут! Ступай собирай дочку…
В обед Большаков встретил возле пыхтящей электростанции Морозова, проговорил:
– Сколько же с твоей женой насчет Варьки воевать, Устин? Как-то оно получается у нас не так.
Морозов нахмурился, сплюнул на землю.
– Да я уж и сам с греха сбился. Всю душу вымотала она с меня, ладанка ржавая, – сказал о своей жене Устин. Сказал со злостью, почти с ненавистью. И, помолчав, добавил решительно: – Ничего, поедет.
К вечеру этого же дня Варька действительно была уже в тайге, за Чертовым ущельем, сидела на низенькой скамеечке возле лесного ручья и чистила картошку, обмывая ее в студеной воде.
Совсем рядом где-то трещало, ухало, рвало, и Варька каждый раз взмахивала длинными ресницами, а потом вздрагивала.
– Ничего, корчуют матушку, – говорила Мироновна, пожилая, мягкая, круглая женщина. – С корнями выворачивают. Иная сосница уж так крепко сидит – возятся-возятся с ней. Придут мужики обедать – все промокшие от поту. А ничего, вывернут-таки. Корнища-то вскинет дерево в небо, а в корнях – гора земли. А интересно глядеть. Завтра вот сходи-ка погляди.
– Что ты, что ты… Зачем я пойду?
– Так, интересно, говорю. Ну, айда печь растапливать! Как бы еще поспеть нам с ужином. Скоро накатится горластая орава.
Печь с большими котлами была сложена на расчищенной от леса поляне. Вокруг печки стояли полукругом длинные, сколоченные из неоструганных досок столы. За столами – несколько дощатых вагончиков, в которых жили колхозники…
«Горластая орава» действительно накатилась. С шумом, с гамом, с хохотом высыпала из-за вагончика толпа перемазанных грязью и машинным маслом людей.
– Мироновна, горяченькой воды – отмыться бы!
– Чего-то, братцы, сильно запашистый дух от котлов сегодня.
– Всегда так – как соберусь в деревню, к жинке на ночь, тут ужин как для королей.
– Не облизывайся, мотай скорее. А то уж заждалась, поди, с обеда в окно глядит.
– Николаха, заправь там мотоцикл мой!
– Братцы, да ведь у нас повар новый! Варька, ты, что ли?
– Вон отчего ужин-то сегодня особый!
– Какая Варька? Морозова, что ли?
– Братцы, я тоже хотел в деревню. Однако не поеду теперь…
Мужчины