Последнее, кстати, было не так уж плохо, потому что, во-первых, герцогскую скотинку кормили отнюдь не помоями, хотя и разносолов не предвиделось, во-вторых, готовить на всю свору предстояло именно мне и не где-то там, а прямо внутри псарни. И в-третьих, по этому поводу никто из здешнего крайне неприветливого начальства не смог бы проконтролировать, сколько и чего мы с ребенком съели.
Мне было категорически запрещено выносить даже крошку пищи за пределы отведенного зверюгам помещения, и на этом все. Надо думать, местные управленцы так воспрепятствовали мне красть и продавать крокодильское пропитание, остальное их не волновало.
Брутальный егерь, который больше почти ни о чем меня не спрашивал – так впечатлился верховой ездой на моем дрессированном крокодильчике, до самого вечера водил нас каменистыми тропами, после полудня угостил сынулю хлебом и сыром, а мне велел терпеть до дома. Я терпела – несмотря на то, что от голода кружилась голова и болезненно тянуло в желудке. Главное – ребенок сыт.
По дороге господин Бойс, как он велел себя называть, подробно и в мелочах просветил меня, как я должна себя вести, когда мы пересечем барьер пустошей, что говорить в поместье, кому кланяться, на кого даже глаз не подымать, и так далее.
Собственно, почти все, что от меня требовалось – это смиренно блеять время от времени “да, господин, нет, господин”. Ну, или госпожа – по обстоятельствам. Все остальное егерь брался объяснить сам.
Как я поняла, мужик вовсе не был так уж бескорыстно добр ко мне. Просто служка при псарне – не самая завидная должность. Все обстоит с точностью до наоборот. Мои “ручные” монстрики отличаются не только умом и сообразительностью, но и редким сволочизмом, агрессивностью и ярко выраженной мизантропией.
Проще говоря, людей терпеть не могут, даже “хозяев”. Что в таком случае удерживает свору совсем не маленьких клыкастых танков подле человечества, я так и не поняла, но мысленно поставила галочку – надо разобраться.
А еще мои славные охранники… воняли. Впрочем, стойкий запах псины и тухлого мяса с примесью чего-то нестерпимо-едкого и на редкость отвратного, исходивший от “любимой собаки” – это были еще цветочки.
А вот псарня, в которой нам с Никиткой предстояло жить, благоухала так, что у меня чуть не случился обонятельный шок вплоть до потери сознания. Похоже, монстрожилье не видело уборки с тех самых пор, как его построили…
Неудивительно, что работать в таком “прекрасном месте”, где помимо прелестного запаха еще и живет стая агрессивных клыкастых постояльцев, так и норовящих оттяпать у служителя какую-нибудь лишнюю часть тела, желающих не было от слова совсем.
Учитывая местный способ оплаты “за еду и крышу над головой”, господин Бойс, старший егерь его светлости герцога Инворосса, за все двадцать пять лет службы так и не нашел идиота