Пизон посмотрел на площадь, веселье продолжалось – пехотинцы пили вино и пускались в пляс вокруг бочек, Принципес, выкрикивая плебейские шутки, заливая белоснежную тогу вином, прыгал вместе с солдатами, чем приводил их в неописуемый восторг.
– Но они должны отдыхать, – сказал Пизон. – И именно так, надеюсь, сегодня все бордели будут за счет Принципеса.
– Это да, но что нам делать с Императором… – негромко спросил сосед Пизона, его звали сенатор Флавий.
– Ждать, – помолчав ответил Пизон. – Настанет момент, и мы сами его почувствуем!
Всё это время Филоник с другими центурионами пили вино поодаль, трибуну Аврелию уже успели доложить, что он, Филоник, собственным телом закрыл примпила Аквинта от копий врага, тем самым командир легиона не пострадал, и решающая битва была выиграна. К Филонику и Аквинту пришел личный секретарь трибуна и попросил их быть в его резиденции к вечеру.
Обильный ужин, танцовщицы, сладкое вино – всё это было чудесным завершением трудного похода. Аврелий хотел выслушать, каким же образом в столь юном ещё возрасте можно обладать и столь острым умом командира и смелостью тигра, бросающегося на врага. И он готов признать свою ошибку насчет Филоника, что тут же ему и продемонстрировал, обняв его как сына. Потому что Аквинт был очень ценный примпил Римской армии. И Аврелий готов сегодня исполнить одно желание Филоника. Так весело разговаривая и шутя, пришла полночь. Зажгли факелы, на веранде стало светло. Все были уже достаточно пьяны, когда Аврелий сделал знак своим танцовщицам и те вдесятером набросились на Филоника. Под общий смех быстро раздели его, взору предстало израненное тело, на груди было два круглых свежих шрама. Все на время отпрянули, но Аврелий резко крикнул на них и они перенесли его на диван и перевязали ремнями, закрепив руки за головой. Филоник был голый и полон возмущения, он начал ерзать, но даже его мощное тело крепко держали кожаные ремни, они были жесткие и крепкие.
– Мы отойдём, а эти знают своё дело, – сказал Аврелий, и, взяв в одну руку кувшин, в другой обняв Аквинта, оба неприлично громко смеясь, пошли в темноту сада.
– Не бросай меня! Аквинт! Я тебе жизнь спас! – кричал Филоник, извиваясь голый на диване.
Из сада только донеслось неприличное ржание двух голосов. Медленно танцуя девушки начали раздеваться и ласкать Филоника. Тот только охал, вздыхал и стонал. Из глубины сада то и дело доносился дикий смех, говор, потом опять смех, только ещё сильнее. Наконец из темноты появился Аквинт, смеясь, он забрал двух танцовщиц, не успевших раздеться. Посмотрел на Филоника – того ласкали сразу три стройные девушки, ещё две массировали голову и стопы, остальные танцевали.
– Погиб наш воин! Взял удар на себя! – и под собственный оглушительный хохот, Аквинт утащил двух танцовщиц.
Утро Филоник встретил в полном физическом опустошении. Даже в бою он так не уставал. Личный секретарь трибуна сквозь сон шепнул ему, что Аврелий уехал за город и его не будет, но он, Филоник