Я оглянулся на пень Лисаны. Подумал о том, как едва не убил ее и как важно было для меня узнать, что она еще жива. О молодом деревце, некогда бывшем всего лишь веткой, и о том, как оно поднялось с ее рухнувшего ствола. Я уже видел такое раньше – как побеги на бревне идут в рост, словно настоящие деревья. Но лишь одно деревце пробилось из ствола Лисаны. А если здесь проляжет тракт, вскоре и его не станет.
Я обдумывал эту мысль, спускаясь по холму к концу дороги. Склон был крутым, но вскоре я обнаружил оленью тропу и двинулся по ней. Над моей головой снова сомкнулся полог леса, окутав меня преждевременными сумерками. Я шел сквозь мягкую полутьму, наслаждаясь сладким ароматом живой земли. Жизнь окружала меня. За месяцы, прожитые на краю леса, я постепенно начал это понимать, но только сейчас сумел четко выразить мысль. Я привык считать живым лишь то, что двигается: зайцев, собак, рыб, других людей. Жизнь, имевшая значение, походила на меня, она дышала и кровоточила, спала и ела. Разумеется, я знал и о другом ее пласте – неподвижных, но живых созданиях, поддерживавших все прочие, – но расценивал его как низший, менее важный уровень.
Степь предназначалась для того, чтобы пахать ее или пасти скот. Земля, слишком скудная для посевов или скота, считалась пустошью. Я прежде не жил рядом с подобным лесом, но, поселившись здесь, понял, для чего он нужен. Деревья будут пущены на древесину, землю, чтобы она приносила пользу, нужно расчистить. Мысль о том, что лес, степь или даже пустоши стоит оставить как есть, никогда не приходила мне в голову. Что проку с земли, пока ее не обработают? Зачем она нужна, если на ней не растут пшеница, плодовые деревья или трава для скота? Достоинства каждого клочка земли, на который ступала моя нога, я оценивал в соответствии с его полезностью для человека. Теперь я смотрел глазами лесного мага. Здесь жизнь пребывала в равновесии сотни, а то и тысячи лет. Солнечный свет и вода – вот и все, что требовалось деревьям, чтобы расти. Деревья давали пищу существам, забредавшим под их сень, и питали почву, роняя листья, которые превращались в перегной. Это отлаженный и точный механизм надежнее любого созданного человеком. И работает безупречно.
Но тракт разрушит его с той же легкостью, с какой топор разобьет вдребезги точнейшие часы. Я видел ущерб от него с гребня холма и вблизи, когда побывал у конца дороги. И дело не только в деревьях, которые срубают,