Раскрытые губы коснулись застывших уст, обжигая своим жаром, лаская кончиком языка кожу.
«Вернись, – мысленно взывал он, сжимая её в объятьях так крепко, что, казалось, переломит пополам, но сон наречённой был столь глубоким, что даже этого она не почувствовала. – Давай же! Ты сама просила об этом».
Кому взмолиться, чтобы вырвать душу из тисков смерти? Богине»? Ульвальду? Кто из них сейчас держит её жизнь в своих руках? Чего он жаждет?
«Смирения, – шепнул ему ветер, морозным дыханием коснувшись уха, – твоей покорности».
«Ни за что! » – тут же возмутился разум, отказываясь подчиняться. Где это видано, чтобы судьбой управляли невидимые духи? Он столько лет шёл к своей цели, чтобы вот так вот сдаться? Принять чужую волю, как свою? Но сердце отчаянно цеплялось за незнакомую душу, моля о спасении, заклиная бросить гордыню и отдаться богам, и ум не выдержал. Проклиная всех, он склонился перед богами, не позабыв, однако, назвать цену: «За неё».
И в тот же миг Константин ощутил, как девушка с рвением потянула на себя его силы, как жадно припала к устам, выпивая чужую жизнь и связывая их нерушимой клятвой.
«Теперь и навсегда».
Принц не помнил, как они добрались до дома, разъярённый голос Данилы почти не доходил до его сознания.
Все мысли были заняты наречённой, и страх того, что девушка снова попадёт в лапы смерти, вонзился острыми когтями в его сердце. Везде мерещилась опасность.
Что скажут, нет, как поступят деревенские, прознав о том, что в поселении оказался человек? Примут ли волю богов, как свою, или взбунтуются? А Елисей? Что сделает глава, когда вместо Лидии увидит совсем другую девушку?
Он не знал, что будет, когда дом наполнится голосами, и был несказанно рад, что сумерки и обряд выгнали всех на улицу. Ведь в это время многие ждали чуда, надеясь встретить ту, что когда-то прочила им бессмертие.
– Почему ты спас её? – не унимался Данила.
– Я не мог бросить её там. Она ни в чём не виновата.
– Но она человек! – продолжал брат, вложив в это слово всю ненависть и отвращение, что испытывал к людям.
Костя прекрасно понимал, что тот имеет в виду. Наречённая была не такой, как они, чужой для мира полукровок, но обряд выбрал её. Почему-то он решил, что именно она подходит ему, ни Лидия, ни кто-то ещё, а только она.
– Тебе не понять! – грубо отрезал принц, и горькие слова слетели с губ прежде, чем тот смог их остановить. – Я не ты. Я не могу так легко убивать. У меня есть сострадание!
Костя сразу же пожалел о сказанном. Он хотел тотчас извиниться, списать всё на усталость от борьбы, от боли, но не смог.
– А у меня, стало быть, её нет? – его брат вспыхнул от гнева, позолотив свои глаза, что смотрели на принца с неприкрытой злобой… и болью. – Ты тоже думаешь, что я монстр, да?
– Нет! Я… – смысла говорить дальше не было, ярость бушевала в дыхании юноши, в теле, и пока она не