– «Эхо» – не очень лодочно, – сказал я.
– Лодочно! Лодочно! – сказал Орлов. – И лодка, как эхо, будет летать от берега к берегу.
Я заволновался и неожиданно подлил чаю Кларе Курбе. Мне вдруг ужасно захотелось назвать свою лодку «Эхо». Я представлял себе, как красиво можно написать это слово на серебряном борту, как будут удивляться капитаны встречных кораблей, читая: «Эхо».
– Есть кое-что полегче, чем эхо, – сказал Петюшка. Он давно помалкивал, выращивая в голове лёгкое название.
– Что же это? – спросил Орлов.
– «Ау».
– Чего?
– «Ау» легче, чем «Эхо». Просто – «Ау»!
– Ну и название! – усмехнулся Орлов. – «Ау». Вот лодка утонет, тогда и будет – ау!
– Зато всего две буквы, – защищался Петюшка. – «А» и «у».
– Можно придумать название из одной буквы, – сказал Орлов. – Например, «О»! Чего уж легче – «О». Что может быть легче, чем «О»?
– Привет, – сказала Клара Курбе, и мы не сразу поняли, что она предлагает своё название.
Глава XVI. Самое лёгкое название в мире (Продолжение)
– Привет, – повторила Клара. – Вот что самое лёгкое в мире. Один человек передаёт другому привет. Куда уж легче?
На миг я представил слово «привет», написанное на борту лодки, и мне стало скучно. Но я решил промолчать, зато милиционер-художник отомкнул уста.
– Да, – сказал он, – привет – лёгкая штуковина.
Тут уж всем стало окончательно ясно, что желание иметь золотое место в сердце Клары и в собственном сердце милиционера также занимало золотое место.
– А если один очень толстый человек передаёт привет другому очень толстому? – сказал Петюшка. – Какой тогда получится привет? Тяжёлый или лёгкий?
Клара повела плечами.
– «Привет» для названия лодки не годится, – сказал Орлов. – Надо придумать что-то другое.
– Тогда «Мечта», – сказала Клара и задумчиво посмотрела на художника Орлова. – Мечта даже легче привета.
– То «Привет», то «Мечта», – грубовато хмыкнул Орлов. – Больно уж красиво.
Девушка Клара Курбе огорчённо посмотрела на художника Орлова, который по собственной воле уходил из её сердца.
– А если я мечтаю о двухпудовой гире? – спросил Петюшка, и милиционер-художник неожиданно хрукнул от смеха, а потом ухмыльнулся.
Тут уж все мы – и я, и Орлов, и Петюшка – тревожно поглядели на Клару, надеясь, что она этого хруканья с ухмылкой не заметит.
Милиционер и сам напугался и попробовал преобразить неуместную ухмылку в сосание больного зуба. Но это не получилось – смешливая ухмылка тянулась, продолжалась. Все поняли, что милиционер-художник с громом и треском рухнул из сердца Клары на грязный пол.
Отчаяние и ужас отобразились в его глазах. Ему совсем не хотелось рушиться на пол. Да ведь он и ничего такого не сделал – только хрукнул, только ухмыльнулся! Нельзя же так сразу – из сердца на пол!
С ужасом, повторяю, в