– Так в-вы встали на учёт? – прервала Аня молчание и опёрлась спиной о металл дверной рамы.
– Мне всё объяснили.
– Там десятидневный срок.
На это Галактионов не ответил.
Что ж, он пятнадцать лет провёл в колонии, ему ли не знать.
А ещё убил сокамерника.
А ещё – ее мать.
– Где думаете жить? – спросила Аня. – Там всё строго.
– Человек должен жить дома, – Галактионов загремел чем-то в дизеле и добавил: – И тебе не помешает.
– Ага.
Аня с холодком представила кабинку охраны: разбитое зеркало, засохшая лужа маминой крови на полу, чёрная плесень на когда-то отштукатуренных саманных стенах. В детстве Ане нравилась эта избушка, но сейчас…
В детстве Аня и по отцу скучала. Перед первым в жизни дежурством она так тряслась и нервничала, что выключила свет и заперлась в туалете отделения. И вспомнила о папе. Там, в темноте, казалось, что он вот-вот придёт и откроет дверь, и заберёт из этой жизни. И будет немного добрый, немного виноватый…
Он не пришёл.
Потом ее отправили на воспроизведение показаний: надо было с обвиняемым и двумя понятыми ехать на очистные, чтобы описать детали кражи. Там Аня составила протокол и повезла вечером начальнику. Он его молча порвал, и ей пришлось ехать снова – с понятыми, с обвиняемым, за двадцать километров от УВД, – чтобы начальник порвал и второй протокол, и третий… К четвёртому Аня снова заперлась в туалете, рыдала и представляла, как придёт её отец и всем настучит по голове.
Он не пришёл.
Галактионов сидел в тюрьме за убийство мамы, и постепенно Ане началось казаться, что настоящий ее отец остался где-то в прошлом, в лоскутах воспоминаний, в беспокойных снах, а его координаты в пространстве и времени занял чужой человек.
Аня отпила кофе и тщетно всмотрелась в сумрак, где возился Галактионов. Она не могла избавиться от смеси восхищения, отторжения и ледяного ужаса. Что-то похожее Аня испытывала в детстве, когда читала о безрадостной судьбе Вселенной. Как Солнце сначала превратится в красный гигант, выжигая ближние планеты, затем – в белый карлик, остывающий; как потом Вселенная сожмётся в точку или распадётся из-за нестабильности протона, и будут только вечная тьма и вечный холод.
– Кто тебе сказал лезть в него рукой? – донеслось из полумрака.
Аня вздрогнула и с трудом сообразила, что речь о дизеле. Она подняла правую руку в горячую полосу света и ме-е-едленно покачала: бинт, засохшая кровь, кожа… снова бинт. Ссадины уже не болели, но стоило бы признать, что техника не входит в число ее талантов.
– В видео на «Ютубе» было.
– На чём?
– Ну… интернет. – Аня задумалась о пятнадцати годах Галактионова в колонии и неуверенно спросила: – Вы же знаете, что такое интернет?
Что-то лязгнуло, заскрежетало в полумраке.
– Написала бы… я бы объяснил, что к чему.
– И про маму? – не удержалась Аня и тут же пожалела о своих словах.
Галактионов на секунду замер – она догадалась по резко наступившей тишине, – затем шум ремонта