– Привет, это Валерий, – сообщаю я настолько серьёзно, насколько могу.
– Валерий? Какой Валерий? – переспрашивает трубка.
– Ну, Лерик. Мы познакомились в «Жёлтой кофте», в пятницу. Тогда ещё Дон Москито, ну, мой товарищ, со сцены упал… а потом мы к вам подсели… Нас трое было, то есть с Доном Москито четверо, – достаточно сбивчиво поясняю я, и от глупости сказанного мне становится очень неловко.
В трубке слышится сначала молчание, а затем издевательский смешок.
– На самом деле, я сразу поняла, с кем говорю – у тебя голос очень необычный. Здравствуй, Лерик.
Камень, размером с вагон метро, всё время болтавшийся у меня в районе солнечного сплетения, отрывается и отчаливает в небытие.
– Привет, Тань – говорю я с облегчением, – как дела?
– Нормально. А у тебя?
– Тоже ничего. Я, это, звонил в выходные, только никто трубку не брал, – в порыве вдохновения вру я.
– Понятное дело, никто не брал, – хмыкает Татьяна, – это же рабочий телефон.
– Я думал, ты дала мне домашний.
– У меня почти нет домашнего телефона.
– Что значит, почти нет? – не понимаю я.
– Это значит, что телефон есть, но он спаренный, а соседка по нему постоянно треплется.
– Понятно. Тяжкое наследие советского режима.
– Можно и так сказать. – Татьяна делает долгую паузу, словно готовится сказать что-то очень важное, но произносит следующее: – Скажи мне, милый ребёнок, у тебя на сегодня какой план?
– Честно говоря, никакого, – отвечаю я, а сам быстро соображаю, сколько у меня наличных денег, – может, просто…
– Тогда, есть предложение, – обрывает меня она, – мне тут сказали, что в «Третьяковке» после реставрации открыли Врубелевский зал. Ты как насчёт Врубеля?
Избавляюсь ещё от одного вагона – билеты в Третьяковку я себе точно смогу позволить.
– «Демон», Врубель. Я бы дал больше, – говорю я голосом дорогого Леонида Ильича.
– Старо, – отрезает Татьяна, – так как?
– Я не против, даже за, но туда, небось, только часов до пяти пускают.
– Кассы работают до половины седьмого, я узнавала. Ты вообще где работаешь, и до скольких?
– На «Калужской» до шести. А ты?
– О! А я на «Ленинском», тоже до шести. Раньше смыться можешь?
В моей голове мгновенно прокручивается разговор с шефьями, точнее, та его часть, где они обещали меня проконтролировать.
– В принципе, могу… – не особо уверенно говорю я.
– Тогда так, – подытоживает Татьяна, – на «Третьяковской», которая на нашей ветке, у эскалаторов, в шесть пятнадцать. Идёт?
– Идёт, – отвечаю я, – только…
Короткие гудки не дают мне высказать сомнения в том, что мы не успеем.
«Странный, однако, получился разговор, – думаю я, аккуратно укладывая трубку на рычаг, – такое впечатление, будто Татьяна знала,