– Выброси, – тихо сказал Кирилл.
Губы кастета слегка пошевелились, словно силой удерживали готовые вырваться слова.
– Во имя всего святого, тебе что, жизнь не дорога? – взвился Тель. – выброси эту дрянь, и я клянусь, что куплю тебе самой лучшей дури в самой шикарной курильне Хиронишада!
Кастет молчал. Шум погони приближался. Внезапно они услышали топот копыт откуда-то сбоку. Вдалеке заржали лошади.
– Какого хрена… – оглянулся на шум Кирилл.
Докончить он не успел – Кейри Тель бросился на них с Кастетом, схватил за шеи, скрутил, повалил на землю. Кирилл дёрнулся было в сторону, но тут же замер, вжимаясь лицом в душистую густую траву. На поляну выскочил всадник на взмыленной лошади. Прогарцевал мимо них, потом вдруг резко дёрнул поводья, остановив захрипевшего скакуна, окинул бешеным взглядом троих беглецов, тщетно пытавшихся скрыться в траве. Кирилл, не выдержав, поднял голову, встретившись взглядом с наёмником Касси. Тесак ощерился, оглянулся назад, прохрипел что-то неразборчивое. А потом хлестнул коня. Несчастное животное попыталось встать на дыбы, но вместо этого едва не свалилось на землю. Кое-как выпрямило дрожащие ноги и ринулось в лес, унося на себе седока. Топот копыт его преследователей звучал всё ближе, слышались хриплые голоса всадников. Кирилл, Тель и Кастет, не сговариваясь, быстро отползли в лес.
Минуту спустя, мимо промчался отряд стражников. Едва шум копыт стих, Кейри вскочил на ноги.
– Бежим!
Кирилл последовал за ним, пробежал через поляну, на мгновение замешкался, обернувшись. Кастет, перекосившись от злобы швырнул свой мешок в проплешину в траве, так чтобы преследователи точно его увидели и последовал за ними.
Кастет молчал, и Кирилл был ему за это благодарен. В первые дни их совместного с Телем путешествия от лагеря Марка тощий пытался завести разговор, обращаясь к парню сперва с прежней развязностью, потом деловым тоном. Кирилл игнорировал, подчёркнуто общаясь лишь с Кейри, который изо всех сил пытался сгладить углы. После происшествия в фактории Кастет замкнулся и замолчал.
Впрочем, злобно зыркать на Кирилла перестал. Незадолго до своего ухода, Тель отозвал его в сторону и долго о чём-то шептал на ухо с непривычно серьёзным лицом. После этого тощий выглядел так, будто все эмоции разом покинули его и сидел, жуя травинки, вглядываясь в очертания города, видневшегося вдали.
Их общее молчание Кирилла вполне устраивало. Впрочем, утверждение, что оба сидели в полной тишине, было бы неверным. В сгущающихся сумерках, густо напитанных запахом трав и цветов, оглушительно трещали насекомые. Трели местных кузнечиков были до того яркими и протяжными, что напоминали мелодию, исполняемую на какой-то дикой аборигенской скрипке. Животы Кирилла и Кастета, не евших ничего с прошлого вечера,