Она была словно пластилин: мягкая, податливая и пластичная. "Солененькая моя, – шептал он, по привычке пробуя ее на вкус, – русалочка морская, не стесняйся, не робей…". Научил. Всему научил. А потом бросил без лишних слов и тягучих объяснений. Отпустил свою русалочку в море, точнее – в душ, а пока она там плескалась, просто закрыл за собой дверь. Ушел, потому как скучно: все знакомо, ничего нового, никаких острых ощущений, никакого свежего ветра. Все пожухло, потускнело и завяло. И не вкусно совершенно: пересолено. И от свежести уже ничего не осталось: одна затхлость да духота.
Прикрывая за собой дверь, он, на автомате, по привычке, щелкнул выключателем и погасил свет в прихожей, а заодно – отключил все ее чувства. Все до единого. Оставил девушку с распотрашенной душой, в кромешной темноте и с сердцем, прожженным его тавро. Ни в ее душе, ни в ее девичьем маленьком девичьем сердечке больше любви не осталось. Ни для кого. Любовь испарилась вместе с его беззвучным исчезновением.
А она любила… Как же она любила! Вера в свою первую любовь была незыблемая, непоколебимая. "Моя любовь к нему – единственная! Одна на всю мою жизнь, другой и не надо!” – заговорщицки-доверительно шептала с надеждой по ночам. Она верила в две вещи: в него и в Бога. Несмотря на свой столь юный возраст, вера во Всевышнего возродилась в ее сердце с какой-то неистовой силой. Полюбив его, она как-то незаметно для себя сразу же пришла к Богу. В первый же день, когда его встретила – пошла в церковь. Благодарить.
Они встретились во второй раз ранним утром: она, худенькая, легкая, с едва уловимой улыбкой на губах, в неудобных туфлях на высоченной шпильке, спешащая на работу, буквально въехала в его плечо своей маленькой головой с копной рыжих растрепанных волос. Подвернула слегка ногу (“Ну зачем я опять обула эти шпильки?”) и уперлась лбом во что-то могучее, пахнущее хвоей, табаком и почему-то, как ей показалось, мандаринами. “Так пахнет Новый год”, – пронеслось в ее голове за ту секунду, пока она поднимала глаза. Взгляды встретились и она влюбилась. Сразу и навсегда. Окончательно и бесповоротно. Снова всколыхнулось все внутри и она уже по-настоящему, по взрослому, по-женски влюбилась. Впервые в жизни влюбилась, потому что тогда, в детстве это была не любовь, а самый что ни на есть детский сад, ясельная группа. Симпатия к взрослому мальчику. А сейчас… В одну минуту рядом с ним все плохое вмиг померкло и забылось. Он пригласил ее на свидание. Она молча кивнула головой в ответ.
“Господи, спасибо! Господи, спасибо! Господи…”, – она, конечно, знала слова молитв. Знала из детства – дед с бабкой научили. Но сейчас девушка не желала никаких чужих, придуманных кем-то слов. Хотелось своими, сокровенными, идущими изнутри фразами. Лишь благодарить и молча наблюдать, как красиво трепещет пламя тоненькой церковной свечи. В этом худеньком светильнике из воска и парафина с фитилем внутри она видела не символ света Господня,