Тут пилот испытал укол ревности: «Ей интереснее с этим старым козлом! Формулы, константы… А я что? Простой пилот. То взлет, то посадка… Анабиоз».
Кутельский укладывался спать в выделенной геологом комнате. Сон не шел, злость и ревность мешали отдаться в объятия Морфея, несмотря на усталость.
Чарли пошевелил раненой когда-то рукой. Она зажила и вызвать жалость у бесчувственной Моники никак не могла. «Ну вот, допрыгался. До любви через сочувствие».
За стеной спальни непрерывно и надоедливо журчало. Уходящая Салактиона-2 утягивала за собой лишнюю воду. «Какой тут к свиньям собачьим сон?! – Чарли Кутельский вскочил с койки, – я – боевой пилот, подумаешь, списан по ранению, теперь должен летать в этом медвежьем углу, да еще и на полставки, и на птичьих правах! Получался каламбур. Пилот на птичьих правах. Но на гражданке все так начинают. И приходится подчиняться непонятно кому. Все! Хватит! Выспался!»
Он извлек из рюкзака заветный сверток, выглянул в лабораторию. Абуладзе храпел так, что свет от непогашенного экрана дрожал. Чарли с неприязнью посмотрел на рыхлое брюхо геолога. «Накрылся бы он одеялом что ли? Для приличия. Какая тут гравитация? 87 процентов от земной стандартной? Значит, лишний вес без спортивных занятий скоро станет и моей проблемой! И Моники тоже».
Пилот распахнул дверь и обмер на пороге.
«Вот так рассвет! Кр-ра-со-ти-ща!»
Платформа плыла в розовом тумане. Как плот, на котором вместо флага на перилах сохли трусики Моники.
Чарли уселся на край и опустил ноги в облачную реку. Туман не позволил увидеть отлив. Густое марево струилось, свертывалось в немыслимые жгуты и создавало иллюзию безбрежной реки.
Кутельский принялся чертить кончиками пальцев узоры на туманной поверхности. Они тут же исчезали. Чарли увлекся этим занятием как мальчишка. Осмотрел пальцы в надежде увидеть следы, но руки остались чистыми. Туман как туман. Облака как облака.
Потом пилот застучал пальцами по розовому покрывалу, как по клавиатуре.
«О! Вот оно! – Вдохновение было совсем рядом, – О, Моника!»
– Спите, зайчики, спите дальше, – прошептал Чарли и извлек из свертка саксофон.
Музыкальный инструмент отливал розовым, как и все вокруг. Кутельский осмотрелся. Окружающий мир отличался только оттенками. Розовое небо, река розового тумана стала чуть ниже, даже металлическая решетка платформы – розовая.
Чарли настраивал не просто саксофон, а вершину музыкальной электронной технологии. Инструмент сочетал в себе все виды звучания сакса от самых древних до новейших инструментов.
Пилот сунул в уши наушники, отключил на саксофоне звук, включил запись и сосредоточенно уставился на Хэнкессу. Именно эта ближайшая к Салактионе колонизированная планета отражала свет Гизы и окрашивала все вокруг в розовое.
«Теперь главное – очистить мозг от суетливой текучки и