Сломанное небо Салактионы. Андрей Лисьев

обернулся к Абуладзе – хмурый профессор скептически рассматривал рабочий стол и еле сдерживался от комментариев. Рабочий беспорядок в целом был сохранен, но образцы породы Роверто и Моника сгруппировали в линейном порядке, инструменты уложили компактно, а пыль и грязь удалили. Недовольный Лев Саныч наклонил голову к плечу, но помалкивал. Роверто проследила его взгляд.

      – Я все понимаю, профессор, но я ничего не нарушила, не беспокойтесь. У меня самой… – Элизабет сменила тему: – Весь фарш из морозилки я потратила. Вы садитесь, я сейчас подам завтрак!

      – Я знаю, где на моей кухне лежит вилка, и могу ее взять сам! – раздраженно бросил профессор.

      Роверто обиженно надула губы:

      – Вы злой, потому что голодный?

      – Извините, не хотел вас обидеть. Ой! – Абуладзе, наконец, заметил глаз Моники.

      – Добрые утро, Лев Саныч! – оторвалась от работы девушка. – Глазом пришлось пожертвовать, зато я разобралась! Дайте мне полчаса, все расскажу.

* * *

      Чарли, Лев Саныч и Элизабет сидели на пластиковых стульях за кухонным столом и молча завтракали.

      Моника уверенным движением вставила глаз, разъем щелкнул, проморгалась и встала из-за стола. В одну руку она взяла щепотку измельченной породы, в другую – колбу с бесцветным раствором.

      – Разработчики, чтобы не превращать меня в дерево из датчиков, максимум функций сканирования совместили со зрением. Например, восприятие запахов. Ваши эмоции я воспринимаю не как запах, а визуально. И обитателей Салактионы вижу, как побочный эффект.

      Она выдержала паузу, ожидая распросов, но все молчали. Тогда Моника продолжила:

      – Вам же знакомо устройство «Хоскори-36»? На Хэнкессе его используют все.