Но, как известно, в нашем чудесном мире ничего не остается прощённым и безнаказанным. Вот и мои школьные мучители не собирались меня прощать, готовя мне чудовищное наказание.
Приближался великий праздник – светлый день приёма третьеклассников в пионеры. И чем меньше оставалось времени до этого сакрального события, тем равнодушнее, спокойнее относились ко мне учителя, ученики, представители школьной администрации. Я же понимал – затишье обманчиво. О, я предчувствовал, что назревает нечто кошмарное, но не хотел в это верить, надеялся, что пронесёт. Напрасно. Не пронесло.
Итак, двадцать второго апреля, аккурат в день рождения Владимира Ильича Ленина, нас всех вывезли на Красную площадь, чтобы там, у подножия Мавзолея, на фоне стен древнего Кремля совершить главнейшее советское таинство.
Человек пятьсот инициируемых в белоснежных рубашках из разных школ Москвы и Подмосковья выстроились на гладкой брусчатке. Весеннее солнышко улыбалось нашему безграничному счастью. Мир замер в предвкушении великого события. «Сегодня я стану другим, – мечтал я, поглядывая на круглый постамент, на котором лет триста назад на радость возбуждённому народу раскромсали стрельцов. «Я такой-то, такой-то, – долдонили мы, – перед лицом своих товарищей торжественно клянусь…» Говоря по правде, всю клятву прочитала в микрофон грудастая тётка со звонким голосом, наряженная под пионервожатую, а мы лишь поочерёдно озвучили свои имя-фамилию в самом начале её выступления.
А потом началось главное – раздача галстуков.
– А это, дружок, тебе, – ехидно заявил мне старший пионер, прыщавый ублюдок из седьмого «Б», и повязал мне на шею чёрный галстук. – Носи на здоровье.
Завязывая на моей шее галстук, подонок привстал на цыпочки.
– Чтобы у тебя хер отсох, лилипут, – машинально прошипел я в ответ любимое проклятие моего соседа дяди Васи.
Вот так, перед лицом своих товарищей, в самом сердце Родины, я стал единственным в СССР чёрногалстучным пионером. Более того, на меня напялили чёрную пилотку. Я также получил строгое указание отдавать салют левой рукой и носить значок с Ильичом лысиной вниз.
– Што делать, шынок, – прошамкал парадный ветеран-орденоносец, присутствующий на церемонии. – Что жашлужил, то жашлужил. Ничего, ничего. Может быть, Родина тебя ещё проштит…
Чёрный галстук сделал меня персоной нон-грата: со мной перестали даже ругаться; я превратился в неприкасаемого. Плохими оценками меня, правда, тоже перестали терроризировать – лепили стандартные трояки автоматически, без вызова к доске.
День за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем я задумчиво ходил в своем чёрном галстуке, с мрачно-серьёзным выражением лица, словно таинственный