Василий не ожидал такого поворота дела и сразу сник.
– Ты лучше вспомни, как сидел в собачьей будке, когда военные вас гоняли, – продолжал наседать начальник.
От этих слов Василий встрепенулся, бурей закипела внутри злоба. «Рассказал, гнида! Ну, я ему это припомню!» – пронеслась в голове мысль.
– Было дело, – произнес он вслух, сдерживая себя.
– А если бы у каждого твоего вояки на огороде был подготовлен блиндаж или хотя бы окоп, смотри, могли бы отстреливаться, а не в будке и бане прятаться. Нам надо учиться с этими бандитами воевать, мало ли что. Ты не злись, а нарисуй-ка схему охраны и приказ подготовь, чтобы в каждом дворе, где наши обитают, блиндаж был подготовлен. Да и в деревнях, где семьи живут, тоже пусть соорудят, не ровен час… – Кузьма замолчал, думая о своем, потом добавил: – Завтра и зачитаю приказ на построении гарнизона.
Назавтра после обеда Кузьма дал команду построить весь немалый состав гарнизона, довел план по отрыванию окопов и блиндажей на подступах к деревне и приказал, чтобы в каждом дворе также был вырыт блиндаж или окоп, и на эту работу отвел три дня. С мрачным настроением был воспринят его приказ полицаями.
В тот же день начальнику полиции района было направлено донесение, где сообщалось, что в Новоселках и Калиновке военные и примкнувшие к ним местные жители помогают засевать огороды в первую очередь вдовам и женщинам, чьи мужья на фронте.
Строительство укреплений на подступах к деревне и возле мест обитания полицаев не осталось без внимания жителей Высокого, а больше всего односельчане обсуждали сооружение блиндажей и окопов возле жилищ местных полицаев, называемых за глазами «бобиками». Такое событие вызвало не только пересуды, но и тревогу, а соседи тех вояк тоже начали по вечерам, не привлекая внимания, копать такие же окопы, думая про себя: мало ли что, а все же какая-никакая защита будет. Вот только непонятно было, от кого защищаться. Приходила и другая думка: видать, плохие времена у немцев наступают, боятся «бобики» партизан. Окопная мода охватила вскоре почти всю деревню, но потом подошли другие заботы: надо было думать о хлебе насущном – о посевной.
Кузьма нервничал и злился: разлагающе подействовала такая работа на личный состав. Свое негодование он старался при людях выплеснуть на Василия, обзывая того паникером; нет-нет да и проскакивали у него слова о трусости с намеком на никудышную оборону полицейского участка в Новоселках. А в один из дней, когда полицай повредил топором ногу, он перед строем излил всю свою горечь на помощника, обозвав план укрепления бредовым и добавив: «Заставь дурня богу молиться, так он лоб расшибет», – что вызвало в строю смех и насмешки.
Василий