Что я мог ответить ему? Что всего этого нет?
– Неужели ты думаешь, что все это было целью власти?
– Не знаю, какая была цель у власти, но… «По делам их судите их», – монотонно произнес он слова из Евангелия.
– Дела еще не закончены. Далеко не закончены.
– Ладно. Не дергайся…
Мы выпили еще по одной, потом еще, после чего я отправился домой. Пешком до электрички. Как и год назад, не стал вызывать машину. Не хотелось никуда спешить. Да и Анатолию следовало дать передышку.
Переделкино… Было пустынно, казалось, будто люди покинули окружающие дома – исчезли неведомым образом. Невесомый снег летел с неба. Торжественную тишину портил хрустящий звук моих шагов. Природа словно приноравливалась к наступившему году. Мною овладело чувство умиротворения. Светлая вкрадчивая мелодия наполнила пространство – вновь это была так любимая мною вторая часть Третьей оркестровой сюиты Баха, названная композитором «Air». Поселок выпустил меня за свои пределы. Как славно было идти по дороге, ведущей к станции, глядя на бело-черный мир вокруг – на цепочки деревьев по обе стороны, на уходящее вдаль заснеженное поле слева. Минут через пятнадцать я миновал кладбище, на котором покоились Борис Пастернак и еще многие известные писатели, поэты – гордость отечественной литературы.
Потом я ехал в электричке. Спокойно разглядывал окрестности, проплывающие слева и справа. Думал о каких-то пустяках – о странном ходе времени, о полезной традиции отмечать праздники, о немногих попутчиках в вагоне – кто они, чем заняты, довольны ли своей жизнью? Строил предположения и ничуть не жалел о времени, которое тратил на эту чепуху. А еще признал правоту Михаила – не то получалось у нас, что хотелось бы. Пока что получилось не то. Бандиты и в самом деле стали нашей реальностью. Как и многочисленные проститутки. Как и побирающиеся старики. И нищие ученые, учителя, врачи. Все это вызывало печаль. И музыка звучала совсем печальная – Адажио соль минор для струнных, органа и скрипки соло Томазо Альбинони.
Следующие два дня я провел дома, полагая, что заслужил небольшой отдых. Я читал, и вовсе не справки и аналитические записки. Перечитывал Чехова. Сначала «Студента», потом «Степь». Потом «Палату номер шесть». Я наслаждался чеховским языком. Но не только. Погружаясь в другое время, я отдыхал от своего, предельно жесткого, чересчур стремительного.
Нравится не нравится – человек должен жить в своем времени. Попытки спрятаться от него бесполезны. Следующим утром я влез в привычный ритм существования. И будто не было перерыва. Опять аналитические записки, официальные письма, поручения президента. Впрочем, я не забывал о собственных интересах. Как только появилась возможность, я сразу пристал к Филонову с идеей превратить Общественную палату в постоянно действующий орган.
– Зачем? – недоверчиво поинтересовался он.
– Механизм обратной связи.
– Тебе мало Думы?
– Это разные вещи, – азартно принялся объяснять я. – В Думе партии. А в Общественной