На следующий день я вернулся в мой кремлевский кабинет – штаб на Старой площади перестал действовать. Окунувшись в привычные дела, я не сразу вспомнил про свое обещание Насте. Ближе к вечеру позвонил Борису Николаевичу, директору института. Попросил его найти возможность принять на работу юриста с большим опытом практической деятельности, который хочет заняться наукой. Он сказал, что попробует, но как только узнал, что это женщина, спросил после некоторой паузы:
– Это ваша… знакомая?
Я понял, что он имел в виду.
– Борис Николаевич, это не чья-то любовница. Это человек, который умеет и будет работать.
– Хорошо, – буркнул он. – Пусть приедет ко мне послезавтра. Часам к трем.
Я позвонил Насте вечером, рассказал о разговоре с Топорниным. Она растерялась:
– Не ожидала, что все так быстро произойдет…
– А зачем откладывать? И потом: если есть возможность, надо ее использовать.
После некоторой паузы я услышал:
– Ладно, я отпрошусь. Я встречусь с ним. Олег, большое спасибо.
– Пожалуйста. Ты непременно сообщи мне о результатах разговора.
– Да… сообщу.
Она позвонила мне вечером в среду. Голос у нее был взволнованный.
– Олег, ты… перевернул мою жизнь. Борис Николаевич готов взять меня на работу. Научным сотрудником. Ты представляешь?
– Представляю. И очень рад.
– А я не представляю. У меня такое ощущение, что я что-то путаю. Но Топорнин определенно сказал, чтобы я оформляла перевод. Я уже написала заявление.
– Как отнесся к этой новости Эдуард?
– Эдик скептически оценивает мои способности в науке. Но не возражает против перехода.
– Ну и слава богу. Надеюсь, все будет хорошо.
Собрание граждан России быстро забылось, я опять втянулся в то, что принято называть текучкой, побежали дни, заполненные рутинной работой, – однотонные, незапоминающиеся, словно созданные для того, чтобы красть у нас время. Погода была тоже скучная – облачное небо, частенько начинавшее исходить мелким, равнодушным дождем. Покидая бывшее здание Сената, значившееся уже давно как корпус номер один, я видел Ивановскую площадь, соборы, невесело стоявшие по другую сторону покрытого мокрой брусчаткой пространства. Погода словно проявляла недовольство тем, что я совсем не обращал на нее внимания. Хотя в пору было дуться на нее за то, что начавшееся лето более походило на осень.
Я чувствовал, что музыка все более исчезает из окружающей жизни. А то скучное, невыразительное, хотя и ритмичное, что сменяет ее, недостойно внимания. Жизнь текла в темпе престо – быстро, по-деловому.
Глава вторая
Большое путешествие
Рутинная работа продолжала донимать меня. Бесконечные письма, на которые надо было готовить ответы или резолюции, многочисленные справки по самым разным вопросам, которые приходилось сочинять,