Я зачерпнул в руку песок и смотрел, как он сыплется между пальцами, песчинка за песчинкой. Наконец в перчатке осталось только несколько коричневых крупиц.
Ржавчина!
Чума машин! О ней мне как-то рассказывал папа: говорил, это – яд, но нам он не страшен, это – пыль времени, которая оседает на шестеренках, карданах и зубчатых колесах, в конце концов останавливает их и убивает.
Ржавая мука посыпалась мне на волосы – я потряс головой.
Тогда-то, наверное, я и увидел яйцо.
Юсуфф вытянул руку из-под навеса. Дождь – как теплая моча, но капли уже не такие частые. Он посмотрел на сухой песок – все крупицы ржавчины исчезли.
По дюнам бежали тени облаков. Еще минут десять, и гроза полностью пройдет.
Мальчик принялся массировать больную ногу. Он промок до костей, но этот внезапный душ, по крайней мере, смыл ядовитый песок. Из клокочущего мрака на Юсуффа вылилась ржавая вода, он постарался отряхнуться.
Потом вылез из укрытия, выпрямился и поднял голову.
В этот миг небо треснуло, как яичная скорлупа. Из прорехи в тучах показался желток солнца.
Бог знает откуда появился огромный ромбокрыл и, прежде чем усесться на верхушку Робредо, совершил несколько пируэтов. Ему явно не терпелось отпраздновать победу над бурей. Не за этой ли птицей они с отцом гонялись так долго?
Отец… Мысль о том, что он больше его не увидит, придавила мальчика как огромный валун.
Дождь закончился, но вылететь из укрытия вслед за ромбокрылом не отважилась пока ни одна птица.
Как раз тогда Юсуфф и заметил яйцо, торчащее из мокрого песка. Оно блестело от капель дождя и казалось совершенным, несмотря на две заметные вмятины.
Мальчик поднял яйцо. Почувствовал, что металл горячий и… вибрирует.
Птичий крик. Юсуфф посмотрел вверх. В небо взмыл ромбокрыл. Сделал пару кругов над головой мальчика и сел на песок метрах в десяти.
– Оно твое? – спросил Юсуфф, протягивая яйцо. – Хочешь его забрать?
Птица подскочила чуть ближе. Она казалась вполне миролюбивой.
– Хочешь, чтобы я положил его обратно в гнездо?
Птица набралась еще храбрости. Теперь от Юсуффа ее отделяло меньше четырех шагов. Этот ромбокрыл выглядел великолепно: весь черный, только вокруг длинной шеи белый воротничок, а размах крыльев – по меньшей мере метра два.
Юсуфф сделал полшага назад.
Дзынь. Что-то у него за спиной брякнуло, задев ступицу, и шлепнулось в песок.
Вздрогнув, мальчик резко обернулся. Между колесами Робредо лежала квадратная пластина – как раз там, где он только что прятался от грозы. На песке обозначился квадрат теплого света, льющегося из металлического чрева, – сверху, оттуда, где еще недавно стоял густой мрак.
Робредо открылся.
«Папа, наверное…»
Я отнес яйцо на место. Не знаю почему. Может, потому что понимал: именно там оно должно находиться. И потом, птица встала между мной и пустыней,