Миланка жмурится и топает ножкой. Я знаю, что сейчас будет плач и бросаюсь к машине Макса. Дёргаю ручку на двери так, что она чудом остаётся на месте. Пелена слёз стоит перед глазами, но я должна спрятаться. Я не должна слышать плачь своей сестры, видеть её слёзы… Не должна сталкиваться с последствиями своего обмана, видя, как они причиняют боль любимому и родному для меня человечку.
– Да открой же ты эту чёртову дверь! – истерично кричу, зажимая ухо здоровой рукой и вжимая голову в плечи. – Открой дверь! Открой! Открой!
– Аня! Аня! – сквозь собственный крик, едва разбираю голос Лядова.
Замолкаю, но рыдания подпирают горло и давят, давят, давят.
– Что сделать? Как помочь? – надрывно слышится его голос.
Он увлекает меня в объятия, крепко прижимая к себе и держа за спину.
Я глухо рычу, вдыхая запах его парфюма, коснувшегося обоняния. Мне вроде бы это совсем не нужно, но… Чёрт возьми, как же хочется в этих объятьях расстроиться. Остаться так и стоять. Всегда. Навечно. Насовсем. Как хочется, ему довериться. Рассказать правду. Как же больно, оттого что я останусь для него малолетней преступницей и обманщицей, если облажаюсь… Как же больно, оттого что эти объятия никогда не повторятся и длятся так долго сугубо из жалости и человеческого сострадания, а не…
Больно. Просто адово больно.
Глава 4
Отец будет недоволен.
Не знаю почему, но меня преследует чувство, что этот урод соскочит. Не могу оставаться не у дел. Конечно же, это не понравится папе, немногим меньше, чем это не нравится Прохорову.
Бабка эта теперь никому покоя не даёт. Придумала себе, что Аня издевалась над младшей сестрой и всячески унижала её. Умом я понимаю, что это бред, но кое-что не даёт покоя – рассказанный стишок у детского психолога.
«Зверь идёт, идёт, идёт.
Нас с тобой он не найдёт.
Мама с папой с ним играют,
Очень громко прогоняют.»
Стих тоже бредовый, но, по словам Миланы, это игра. Прятки от зверя. В шкафу.
Бабка настаивает на том, что Аня запирала младшую сестру в шкаф под видом игры, Милана настаивает, что они вместе играли… Ничего не понятно и, если честно, неинтересно, но Прохоров всё же заинтересовался.
– Может, она так сестру защищала? Запирала её в шкаф. Зверь из стиха – Зверев. Мне кажется, это очевидно.
– Поверь мне, Максим, в этом деле ничего не очевидно. У нас столько доказательств и улик на Зверева, но он упорно отрицает свою причастность к побоям.
– Ещё бы он признался. Столько лет ему это сходило с рук.
– А смысл? Всё против него. Он в любом случае сядет. Вопрос только по какой статье и не потянет ли он за собой Поплавскую.
– Поплавскую? – внутренне холодею я. – Что это значит? Уж не думаешь же ты, что она врёт?
– Я скажу больше, я думаю, что она очень многое недоговаривает. – расплывчато