Пожитков у нее не было, только красные туфли.
Уехать он решил на поезде. Нормально идти в своих слишком больших для нее туфлях девочка не могла, поэтому он снял их и посадил ее к себе на плечи. Так, у него на плечах, она и сидела всю дорогу, настолько привыкла, что и слезать не хотела. По дороге на вокзал он купил ей вишен, она выплевывала косточки ему за шиворот, и они скапливались под одеждой. Из-за небольшой простуды из носика постоянно текли сопли, и она вытирала их о его спину.
Наверное, тогда он понял, что слишком сильно любит ее. Когда он купил ей шарик у продавца воздушных шаров, она обрадовалась, но, подержав, отпустила, и шарик улетел. Купил сахарной ваты. Она пожевала без особого удовольствия, и в итоге вся вата оказалась у него на спине. Покупал и ветряную вертушку, и сахарный тростник, и букетики ландышей. Ей все нравилось, она принимала все с удовольствием. Но, немного поиграв, выбрасывала. Видно, особой радости не испытывала, и длилась она недолго.
Они приехали в маленький незнакомый городок. Поезд шел очень долго, уже спустились сумерки. Он высунул голову из окна. Небо казалось удивительно высоким, крохотные ярко-алые пятна в листве деревьев говорили о начале осени. Они и облака, плывущие по гаснущему вечернему небу, создавали впечатление, что все вокруг исполнено светом материнской любви. Из труб приземистых домиков поблизости поднимался дымок с характерным для юга ароматом риса. Пока он всматривался, девочка слезла со спины, высунула голову в окно перед ним и тоже стала глазеть по сторонам.
Они вышли из вагона в заливающую небо и облака вечернюю зарю. Из музыкального магазина слышался низкий мужской голос, исполняющий пылкую серенаду. Похоже, жизнь здесь бьет ключом.
К тому, что произошло в ее раннем детстве, он больше не возвращался. И так ребенок необычный, да еще с поразительной способностью оправляться от ран. Вон как зажила рана на животике. Похоже, детские переживания никак не отразились на ней, она росла и росла себе, как деревце без веток, отметая все, что мешало росту. Он мучился, вспоминая лицо ее матери в луже крови. Но тут же утешал себя тем, что погубили ее мать страсти, а он лишь орудие.
Раньше ее мать он никогда не видел, хотя знал, что она знаменитая художница. В высшем обществе эта элегантная женщина была известна легким поведением, заводила связи с мужчинами из богатых семей и славилась природной любвеобильностью. Молва приписывала рождение ее дочери «непредвиденным обстоятельствам», никто не знал, кто ее отец. Девочка не мешала матери вернуться к привычному образу жизни, и та по-прежнему очаровывала мужчин, причем из-за нее то и дело вспыхивали ссоры. К своему последнему любовнику, известному писателю, она, судя по всему, испытывала настоящую страсть. Вскоре оба запутались в сетях любви настолько, что стали появляться вместе на людях. Нередко он оставался у нее на всю ночь. В конце концов для жены писателя это стало невыносимо. Но она уже много лет была домохозяйкой, их ребенок вырос, и против