– Игорь, если бы не ты, я бы не доплыл! – пролепетал Павел, еле ворочая языком.
Игорь только отмахнулся:
– Да ладно ты! Там плыть оставалось-то метров двадцать!
Маша, остававшаяся на берегу, встретила друзей как героев, особенно Павла, когда узнала, что он толком не умеет плавать, а всё-таки поплыл – ради неё!
Симпатия между Палом и Машей переросла этим летом в чувство первой любви. Их близость была особенной: это была даже не близость, а полная прозрачность друг для друга. В ней не было ничего плотского, телесного, кроме редких и неумелых ещё поцелуев, но при этом присутствовало потрясающее и неповторимое чувство слитности, которое в старину называли «родством душ».
После школы Маша уехала учиться в Ленинград, писала ему оттуда письма, чистые и наивные в своей незамутнённой девичьей любви. Павел с нетерпением ждал каждого письма. Получив, по многу раз перечитывал странички, исписанные круглым ровным почерком, а вечером писал обстоятельный ответ, иногда засиживаясь до двух-трёх ночи.
В переписке они мечтали о встрече летом, но сразу после летней сессии Павел уехал на пионерскую практику, а потом улетел со стройотрядом в Новый Уренгой. Встреча произошла в единственный день между практикой и стройотрядом и потому получилась скомканной, от неё осталось чувство неудовлетворённости. Главной темой писем нового учебного года стала встреча следующим летом, которую решили провести в Ленинграде.
После второго курса перед археологической экспедицией Павел на целую неделю приехал в Питер.
Прилетев в Ленинград рано утром, он тут же поехал на тридцатом автобусе в центр и занял позицию у дома на Грибоедовском канале, где Маша поселилась у тётки. Павел знал, что в этот день у неё последний экзамен, и она вот-вот должна отправиться в институт. Набережная была на удивление пустой, и Маша заметила его издалека. Он был в светло-сером костюме и чёрной водолазке. Павел тоже хорошо разглядел любимую, она надела в этот день синее джинсовое платье с холщовой сумкой, перекинутой через плечо. Они бросились друг другу навстречу, с разгона обнялись и закружились посреди мостовой.
Неделя в Питере пролетела как сладкий сон. Они были и в Эрмитаже, и в Русском музее, поездили по пригородам, пили кофе в питерских кофейнях, много разговаривали, целовались, но и на этот раз их отношения не зашли дальше платонических.
Воспоминания о питерской встрече продолжали будоражить воображение, бурный эпистолярный роман с Машей был в самом разгаре, поэтому общение с Натой казалось Павлу чисто дружеским.
Молодость постоянно расставляет людям ловушки. Когда кровь кипит, а гормоны кружат голову, очень трудно отделить то, во что хочется верить, от того, что происходит на самом деле.
А на самом деле день ото дня Павел и Ната становились всё ближе. После репетиций