В талых водах заснеженных крыш,
Нам одеждами станут туманы,
Водопады. И радуги тишь.
Неплохо получилось. Кому мне это посвятить? Эрику, что ли? Перебьется! Подпишу лучше «Для Этьена». В конце концов, у него тоже голубые глаза. Вот только показывать не буду, а то еще неправильно поймет, возомнит о себе невесть что…
Я устроила Этьену небольшую экскурсию по комнатам, показывая старые портреты своих предков по материнской линии. В холле стоял приятный запах сырости с легким налетом затхлости, характерный для имений, которым свыше трехсот лет. Здесь на стеллажах из красного дерева хранились огромные фолианты с пожелтевшими страницами рукописей, коими прежде зачитывался мой дед, с перестроечных времен и до самой смерти работавший сторожем заповедника – собственно, большинство послереволюционных Медуницыных, за исключением, пожалуй, моей мамы, вообще никогда не покидали имения, живя и трудясь неподалеку. А строгие лица прежних обитателей дома, смотрящие с писанных маслом портретов, заставляют меня и по сей день беречь эти тома-фолианты, как зеницу ока. Если верить рассказам матери, то в них имеются древние сведения, составленные еще учеными донесторовской эпохи и начертанные древнерусским руническим текстом на камне, а затем умело расшифрованные и скопированные православными летописцами. И писались они якобы намного раньше знаменитых индийских вед.
Вскоре мы вышли из темного холла в залитый вечерним солнцем сад и побрели вверх по вымощенным камнем дорожкам, огибающим искусственные прудики и ручей, стекающий по мраморным порогам в рукав небольшой речушки. Среди густых деревьев было множество причудливых трав, мхов и лишайников, от чего сад казался немного запущенным и древним. Речные и морские камни, фигуры, статуэтки и пирамиды открывались в самых неожиданных закутках, лишь порою уступая место роскошным цветникам и клумбам. Виноград оплетал решетки, создавая естественные шпалеры, а в наиболее сырых тенистых уголках благоухали только что распустившиеся ятрышники. Я так давно не была в саду! Жаль, что прежде, в детстве, когда я жила здесь с матерью и дедом, или гостила на каникулах, приезжая из Франции, я так редко обращала внимание на сад, считая его чем-то само собой разумеющимся. Но лишь потом, когда уехала с Эриком в город недостроек, помоек и замусоренных урочищ, я стала по-настоящему ценить и любить красоту родного края. Прежде я могла забежать в сад лишь затем, чтобы нарвать винограду или слив с айвой, предпочитая ему наш заповедный лес и общение с любимыми питомцами. Зато сейчас с удивлением заметила, что голубые и зеленые сосны, грабы и кипарисы заметно подросли, и небольшая белая мраморная беседка теперь почти не видна из-за их высоких стволов.
– Наверное, где-то здесь и состоится встреча, – задумчиво произнес Этьен, когда мы, нарвав полную корзину яблок и груш, уселись внутри беседки и принялись усердно жевать, кидая огрызки в большую глиняную урну.
– Нет, скорее всего, под навесом, рядом с фонарной аллеей.
– Фонарной аллеей? – удивился Этьен.
– Именно.