– Это не что, а кто. Знакомься: Данька, мой сын.
М-да, перед зеркалом я немного не то репетировал, но мама что пропеллер – нужно быстрее попасть в такт движения её лопастей, иначе – сбой программы и крушение авиалайнера.
Мама не рухнула, не осела по стенке на пол, а лишь пошире расставила ноги, принимая боевую стойку. Я напрягся. В таком состоянии она и в нос кулаком заехать может. Мне, естественно. Дети для мамы – святое.
– Ты что, украл ребёнка?! – мать перешла на ультразвук, но хоть кулак её в лицо не приехал – и то хлеб.
– Ты что орёшь-то? – поморщился я, радуясь, как идиот, что в доме хорошая изоляция. Правда, я пока не знал, насколько: особого повода проверять не было. – Не крал я ни кого.
– Рассказывай! – потребовала мать, и я выложил ей всю историю без утайки. От мамы моей ничего не спрячешь: у неё, что называется, нюх, как у собаки, глаз, как у орла. О, йесс!
Мать прошлась строевым шагом по комнате. Почесала переносицу. Затем нежно взяла Даньку на руки. Мама, кстати, ему понравилась сразу: он с неё глаз не сводил и крика не испугался, а когда в её цепкие лапки попал, так и вообще оживился, загугукал и ладошками по щекам похлопал.
– Ба! – выдал радостно мой сын, и я взревновал, как Отелло: ну, блин, я тут попу ему мою, кашей кормлю, доверие завоёвываю, а маман только пальцем поманила – и сразу тебе «Ба!»
– Видел, балбес великовозрастный? – она так и сияла, как новый медный таз. Никогда не видел, но уверен: вот именно так они и сияют, посылая во все стороны искристые лучи радости.
Мать трижды перечитала записки-бумажки, нахмурилась, поцокала языком.
– Что-то нечисто, сын. Надо бы в полицию.
И эта туда же.
– Успеем. Я как раз тебя для того и позвал: ты посиди с Даней, а? А я пока к юристу, поконсультируюсь и пару-тройку дел заодно решу.
Мать уставилась на картину, где за плавными растительными линиями смутно угадывалась женская фигура с кувшином на голове – нечто такое полуабстрактное, двусмысленное, поэтому и полюбившееся мне с первого взгляда. Она долго думала, покачивая внука на колене. Даньке нравилось.
– Ладно, – сказала она вечность спустя, и я мысленно выдохнул – по-настоящему я и дышать боялся, чтобы она не поняла, насколько я напряжён. – Но только сегодня! Отчитаешься по полной программе, Арсений. И чтобы без самодеятельности! А то знаю я ваши кружки «Умелые руки»!
На радостях попытался наставления ей оставить, как за ребёнком ухаживать, но она лишь приподняла тонкую татуированную бровь.
– Я ещё из ума не выжила, давай, дерзай, а мы тут с Даней сами разберёмся, что к чему.
По лестнице вниз я уже спускался спокойно, уравновешенный, как всегда. Да, я могу быть каким угодно, но с мамой эти номера не проходят: для неё я неразумное дитя. Талантливое, но бессистемное, не нашедшее свой стержень в жизни. Собственно, это издёвка, но я и не спорю с ней. За исключением тех случаев, когда она достаёт уж слишком сильно.
* * *
У Лёхи Петровского, а точнее –