2
«Пл-лять!»
Представим девочку Таню. Стройная и симпатичная, веселая и умная. Острая на язык и скорая на помощь. Жизнерадостная и легкая, скользящая по жизни, как фигуристка по льду, вызывая восторг и зависть зрителей.
Таню любили и боготворили, искренне ненавидели и боялись. Боялись и ненавидели потому, что в сравнении с ней проигрывали по всем параметрам. А быть с ней рядом хотелось.
Вот и терпели ее выходки. Обидные слова, сказанные ей мимоходом в адрес мальчишек и девчонок, заставляли бледнеть или краснеть адресата. С ее легкой руки получили свои прозвища десятки учеников школы. Меткие характеристики учителей остались в памяти трех поколений. Слова ее звучали приговором, и люди принимали их легко и просто, как принимают восход солнца. Навсегда, до конца жизни.
С первого класса до последнего звонка Таня была лидером общественного мнения, совершенно не думая о впечатлении, которое производила. Ей это давалось само, без участия ее разума. Прорывалось струйкой бьющего из ее сердца ключа обжигающей души правды, дарованной ей природой. Мысли Тани, произнесенные вслух, взрывали реальность окружающего ее социума и шокировали обывателя.
Однажды она сказала, что история – это не наука, а скучные сказки, придуманные несостоявшимися писателями. Так ее и надо читать, как сказки, и пересказывать потом, как запомнилось, а не по датам и именам, потому что все они давно перепутаны. В настоящих сказках правды больше, чем в истории. Школьный историк, вкатив ей «двойку», крепко тогда задумался, а через год ушел из школы и стал писателем. Его фэнтези читает сейчас полстраны.
Петька из параллельного класса, получивший от Тани прозвище Таракан, вырос в альфонса и до сих пор бегает по чужим кухням и постелям. А Ленка-Паровоз, ее одноклассница, вот уже надцать лет тянет на себе пьющего мужа и двоих сыновей-инженеров, торгуя на рынке.
Таня могла прийти в советскую школу в драных шортах 21-го века или демонстративно спать на уроке, рассеянно поднимая голову от парты, когда взбешенный педагог начинал трясти ее за плечо.
Знойный непреодолимый шарм девочки Тани заключался в ее непосредственности. Свои слова и поступки она сопровождала, как правило, ехидной улыбкой, провоцирующей на ответное действие. Хоть бы реплику!
– Танька, ты стерва! – говорили ей.
– Сам дурак! – смеялась она.
Таня ходила по лезвию ножа, и в глазах окружающих это было супер круто. Пока она была подростком, всем хотелось ее убить. Когда Таня подросла, ее просто хотелось. И тоже всем.
К выпускному она выглядела настолько соблазнительно, что десятиклассники не хотели видеть своих подруг. На вечере Танька затмила их всех, зажав в зубах кисть ландыша. Жемчужный ландыш струился крупными каплями из уголка усмехающихся губ к ее правой груди, куполом вставшей из вчерашних ребер угловатой девчонки, а ее гитарные бедра, прорывавшие синее небо в редких звездах ее платья, так и ходили в руках мечтателей, обжигая ладони. Удивительно,