Глава 3
Спрыгнув с опустившейся платформы, я сразу оказалась в объятиях Сары. Предусмотрительная подруга закутала меня в собственный халат прежде, чем я смогла сказать хоть пару связных слов. Определенно, я была не в том виде и не в том состоянии, чтобы разгуливать по театру так, словно ничего не произошло. Окольными путями мы пробрались к кабинету Люченция Ламбота.
Когда я уже подняла руку, чтобы постучать в дверь, Сара коснулась моего плеча.
– Что бы он тебе ни наговорил, не соглашайся на расторжение контракта. Пока этот скупердяй будет торговаться по поводу величины неустойки, мы с тобой успеем правнуками обзавестись, – пытаясь подбодрить, сказала подруга.
Я неожиданно для себя самой улыбнулась. Сара не подозревает, что Ламбот с его обвинениями уже не возглавляет список моих проблем. Человек, распознавший во мне наследницу рода Вейрас, может оказаться гораздо опаснее. Ведь я не знаю его намерений относительно собственной персоны, а то, что они у него имеются, сомневаться не приходится.
– Вы решили разрушить репутацию театра! Вы устроили международный скандал! Не отпирайтесь! Я знаю… знаю, вы сделали это нарочно! Я не хотел верить! Дал вам шанс! Посчитал, что вы способны отказаться от своего прошлого и вести благопристойную жизнь… Но нет… Быть добропорядочным членом общества – это не про вас, Вейрас! Вы вознамерились разрушить оплот культуры нашего славного государства…
Я безучастно наблюдала, как господин Ламбот мечется из угла в угол по своему просторному кабинету. Хотя, надо сказать, метался он избирательно. Директора, как магнит, притягивал левый угол кабинета, где на небольшом округлом столике возвышался графин с янтарной жидкостью. Каждый раз, подходя к нему, Ламбот останавливался, но, так и не решившись взяться за одинокий стакан, примостившийся рядом с графином, отходил к письменному столу.
Однако вид рабочего места приводил директора в еще большее раздражение, чем моя персона. Он хмурился, глядя на сваленные в беспорядке счета, скомканные афиши и распечатанные письма. Поджав губы, Люченций Ламбот устремлялся в сторону кадки с огромным фикусом, уныло опустившим листья, и осыпал меня очередной порцией обвинений.
Список моих прегрешений за последние полчаса возрос до невообразимых размеров. О том, чтобы присесть на один из обитых зеленым бархатом стульев, не стоило и мечтать. Если бы я осмелилась это сделать, Ламбот непременно обвинил бы меня в намерении испортить казенную мебель.
Я в который раз окинула взглядом убранство кабинета. На обтянутых шелком оливкового цвета стенах развешаны картины в массивных рамах. Их слишком много