Мослаков недовольно пошмыгал носом, поморщился:
– Не ожидал я такого жиротека от столицы. Столько песен было про нее сложено, столько гимнов спето и – на тебе! Тьфу!
Мичман, стоявший рядом, также сплюнул под ноги. Он пока не произнес ни слова. Но это не означало, что он онемел.
– Ладно-ть. Поехали к начальству, – сказал Мослаков. – Там нас и просветят по части «ху есть кто»?
– «Кто есть ху»? – у мичмана наконец прорезался голос.
– Что в лоб, что по лбу – одна шишка. И вообще наших командировочных, дядя Ваня, только на семечки и хватит, – Мослаков закинул на плечо сумку, скомандовал мичману: – За мной!
Встретили их без особого восторга. Единственное, что было хорошо, – по кабинетам не стали гонять, оформили машину без проволочек.
Хмурый, с жестким ртом полковник, вручая бумаги Мослакову, сказал:
– По Москве, капитан, особо не болтайтесь!
– Капитан-лейтенант, – поправил Мослаков.
– Станешь полковником, тогда и будешь поправлять, – полковник оказался человеком нервным, не терпящим возражений. – Понял, капитан?
– Так точно! – Мослаков звонко щелкнул каблуками и вытянулся. А что, собственно, ему оставалось делать?
– Забирайте машину и дуйте отсюда! Чем быстрее – тем лучше. Чтобы ни духа вашего, ни запаха в столице не было!
Вот такой суровый человек попался им в управлении, которому надлежало обеспечивать границу техникой.
И – никаких талонов на кашу и белье, никакого ночлега.
– Ничего, Пашок, в машине переночуем, – успокоил Мослакова мичман.
– Если для этого будут условия.
– Знаешь, когда я в Якутии ездил на рыбалку, то свою «Ниву» за четыре с половиной минуты превращал в настоящий спальный вагон. На три персоны в полный рост.
Машину брали по принципу «дареному коню в зубы не смотрят» – что дадут, за то и надо благодарить. Мослаков думал, что им как военным людям, представителям целой морской бригады, дадут уазик, который они перекрасят в цвет каспийской волны – сталистый, значит, цвет, на бока нашлепнут трехцветные липучки – небольшие российские знамена, и машина будет что надо. Но им вместо уазика дали рафик.
Впрочем, уазик тоже можно было взять – рассыпающийся, старый, с помятыми дверцами и полувыпотрошенным мотором. Мослаков выразительно переглянулся с мичманом, и оба они, дружно, в один голос воскликнули: «Нет!» Ведь этот уазик даже со двора не выгнать. Если только вручную. А дальше как?
Рафик хоть и был потрепан, но все же не настолько. Он прошел всего двенадцать тысяч километров, резина на нем стояла почти новая, протектор был стерт лишь чуть, корпус не украшали царапины и вмятины – зловещие следы дорожных происшествий, бока были на удивление чистые, хоть смотрись в них. И Мослаков с мичманом решили взять рафик.
Прапорщик,