Еще недавно зефирно-белое тельце потемнело, приобретя коричневатый оттенок, словно зефир слегка поджарили на сковородке. Похоже, Арт потерял половину воздуха, и его голова вяло свисала на грудь.
Он пересекал лужайку перед нашим домом, когда Счастливчик вырвался из засады под изгородью. Положение было аховым: Арт понимал, что убежать не сумеет – попытка побега лишь привела бы к множественным ранениям, и он запрыгнул в отцовский минивэн, захлопнув за собой дверцу.
Окна опускались только при включенном зажигании, дверцу Арт открыть тоже не мог – Счастливчик тут же пытался втиснуть в щель оскаленную морду. На улице было градусов двадцать, а в душном салоне – все сорок, и Арт в ужасе наблюдал, как питбуль разлегся в травке у машины, вознамерившись его подкараулить.
Арт сидел. Счастливчик лежал. Где-то вдали жужжали газонокосилки. Время шло, и мой приятель начал слабеть от невыносимой жары. В голове у него помутилось; целлулоидная кожа начала липнуть к сиденью.
«Потом я увидел тебя. Ты спас мне жизнь!»
Нет, я пришел слишком поздно. В глазах у меня все поплыло; на блокнотик Арта капнула крупная слеза.
Арт уже не был прежним. Его кожа так и осталась призрачно-желтой, появились проблемы с внутренним давлением. Родители регулярно подкачивали сына, и на какое-то время кислород приносил ему облегчение, однако потом его тело вновь становилось обмякшим и рыхлым. Доктор, глянув на него, сообщил родителям, что не стоит откладывать поездку в Диснейленд на следующий год.
Я и сам не мог оправиться. Не хотел есть, страдал внезапными коликами в животе, хандрил – словом, был несчастен.
– Сделай лицо попроще, – предложил мне отец за ужином. – Жизнь продолжается, что было – то прошло.
Прошло? Калитка в загоне Счастливчика сама открыться не могла. Я проткнул колеса машины, оставив рядом свой складной ножик, чтобы отец знал, кто это сделал. Папа вызвал полицию, и они дружно прикинулись, что хотят меня арестовать, – кинули в патрульную машину и некоторое время учили уму-разуму. Потом заявили, что отвезут домой, если пообещаю наконец прийти в себя. На следующий день я запер Счастливчика в минивэне, и пес наделал на водительское сиденье. Отец собрал все книжки, которые Арт заставил меня прочесть – Бернарда Маламуда, Рэя Брэдбери, Исаака Башевис-Зингера – и сжег их в мангале.
– Ну, что теперь скажешь, умник? – бормотал он, поливая книжки составом для розжига.
– Ничего. Я брал их на твою библиотечную карточку.
В то лето я часто ходил к Арту с ночевкой.
«Не сердись. Никто не виноват», – написал приятель.
– У