И вот наступил холод.
Он был почти желанным.
Позже они пролетели над архипелагом Сан-Блас с его россыпью лодок, бросивших якорь в бухтах с подветренной стороны, а затем продолжили полет над морем, не теряя из виду берег, на котором уже вырисовывались темные вершины горной цепи Серрания-дель-Дарьен.
Спустя два часа они начали спускаться над петлей залива Урабá, чтобы приземлиться на пыльной полосе, украденной у густых зарослей, где-то в километре от первых домов Турбо.
Спрыгнув на землю, Джимми Эйнджел проследил взглядом за экс-бомбардировщиками: те все подпрыгивали и подпрыгивали, пока не остановились в нескольких метрах, и повернулся к пассажиру, чтобы спросить у него с неизменной улыбкой на устах:
– Ну и как вам?
– Здорово!
– А ведь это были цветочки. – Летчик кивнул в сторону высокой цепи гор, маячившей вдали. – Вот где нас ждут ягодки!
– Как высоко нам предстоит подняться?
– Богота находится на высоте немногим больше двух тысяч шестисот метров над уровнем моря, – прозвучал обескураживающий ответ. – Так что судите сами. – Пилот подмигнул пассажиру. – С сердцем проблем нет?
– Нет, насколько мне известно.
– Это хорошо, поскольку некоторые во время подъема отдают концы, а мне что-то не улыбается лететь с покойником. Это приносит несчастье. – И уже другим тоном добавил: – Еще не поздно изменить решение.
– Ни за что, даже за все золото мира!
– Насколько я понимаю, речь идет не обо «всем золоте мира», а всего лишь о какой-то его части. И об алмазах. Пообедаем?
– Пообедаем? – с ужасом переспросил собеседник. – Да меня выворачивает наизнанку!
На самом деле речь шла не столько о том, чтобы подкрепиться, сколько о том, чтобы дать двигателям время остыть, заправиться горючим и пронаблюдать за изменениями ветра и вида облаков, которые уже начали заволакивать самые высокие вершины грозного хребта.
Мокрый от пота тучный мулат, утверждавший, будто он начальник аэродрома (если можно было так назвать лесную прогалину вместе с одним-единственным сооружением – хижиной, крытой пальмовыми листьями), оглядел с помощью треснувшего бинокля далекий горизонт и пожал плечами: дескать, ничего определенного.
– Ни то ни се! – скорее проворчал, чем проговорил он. – Может, будет лучше, может, хуже. Смотря какая будет погода.
– Ну, называется, помог!
– Тебе решать, – сказал толстяк. – Я могу сказать только одно: в ближайшие дни обстановка не сильно изменится. Что сегодня, что завтра, что через неделю – без разницы!
– В таком случае лучше лететь, – подытожил Джимми Эйнджел.
– Речь идет о твоей жизни, не моей, – вяло отозвался толстяк.
– Если бы дело касалось твоей, я бы не раздумывал, – шутливо заметил Король Неба. – Ладно! – крикнул