Убийство на поле для гольфа. Агата Кристи

сэр, крайне нуждаясь в помощи детектива, я по причинам, которые объясню вам позже, не желаю прибегать к услугам полиции. Будучи много наслышан о ваших недюжинных способностях и крайней осмотрительности, уверен, что могу положиться на вашу сдержанность. Не решаясь доверить все обстоятельства моего дела бумаге, могу сообщить лишь, что некие секретные сведения, которыми я располагаю, заставляют меня ежечасно опасаться за свою жизнь. Убежден, что неминуемая беда нависла надо мною, и потому умоляю вас не медлить. В Кале вас будет ждать автомобиль, прошу только телеграфировать время прибытия. Буду чрезвычайно обязан, если вы сможете оставить дела, которыми сейчас занимаетесь, и целиком посвятить себя моим интересам. Готов выплатить вам необходимую компенсацию. Вероятно, я буду нуждаться в вашей помощи довольно длительное время, ибо может случиться, что вам придется поехать в Сантьяго, где я в свое время провел несколько лет. Предоставляю вам самому назвать сумму вознаграждения, с которой я заранее согласен.

      Еще раз заверяю вас, что дело не терпит отлагательств.

      С совершенным почтением

П.Т. Рено.

      Внизу, под подписью, видно наспех, нацарапали приписку, которую с трудом можно было разобрать: «Ради всего святого, приезжайте!»

      Я вернул письмо Пуаро, чувствуя, как сердце забилось у меня в груди.

      – Ну, наконец-то! – воскликнул я. – Безусловно, это что-то из ряда вон выходящее.

      – Возможно, – сказал Пуаро в раздумье.

      – Вы, конечно, поедете, – продолжал я.

      Пуаро кивнул. Он сидел, целиком уйдя в свои мысли, потом, видно приняв решение, бросил взгляд на часы. Лицо его было чрезвычайно серьезно.

      – Итак, мой друг, не будем терять времени. Впрочем, экспресс «Континенталь» отправляется от вокзала Виктория[9] в одиннадцать часов, так что можно не волноваться. Минут десять мы еще можем поговорить. Вы ведь поедете со мной, n'est-ce pas?[10]

      – Да, но…

      – Вы же говорили, что в ближайшие полмесяца не понадобитесь вашему шефу.

      – Да, верно. Но этот мосье Рено ясно дал понять, что его дело чрезвычайно конфиденциально.

      – Не тревожьтесь. С мосье Рено я все улажу. Кстати, это имя мне как будто знакомо.

      – Есть, например, известный южноамериканский миллионер Рено. Может быть, это он и есть?

      – Без сомнения. Тогда понятно, почему он упоминает Сантьяго. Сантьяго – в Чили, а Чили – в Южной Америке! О! Вот мы все и выяснили! А вы обратили внимание на постскриптум? Вам он не показался странным?

      Я задумался.

      – Видимо, когда мосье Рено писал письмо, он еще владел собою, а последние четыре слова черкнул в порыве отчаяния.

      В ответ Пуаро решительно покачал головой.

      – Ошибаетесь, мой друг. Разве вы не видите, что письмо написано яркими, черными чернилами, а постскриптум – совсем бледными?

      – Ну и что же? – спросил я озадаченно.

      – Mon Dieu[11], mon ami, напрягите же свои серые клеточки! Разве не понятно? Мосье Рено написал письмо. Не промокнув чернила, он внимательно перечитал его. Потом,