Во всех этих случаях была одна закономерность: те люди, которые как-то мешали Егору по жизни или просто вызывали антипатию, со временем попадали в сложные ситуации, исчезая с его горизонта. Раньше ему казалось, что все это происходило само собой и что он, Егор, не оказывал на эти события не то что решающего, а вообще какого-то влияния. Наверное, в суматохе жизни просто не оставалось времени, чтобы посидеть вот так спокойно, как сейчас, на ящике в темном сыром подвале, и проанализировать все, да и необходимого толчка раньше для этого не было, пожалуй. Теперь он смотрел на те же события совсем под другим углом, понимая то, чего прежде не замечал (или не хотел признавать): свою роль в них…
* * *
Главный редактор был само очарование. Пригласив зама к себе в кабинет, он предложил Егору смотаться в командировку. Другой бы на месте Егора взял под козырек и браво ответил: «Есть!» – амбициозный же зам, вместо этого, принялся активно возражать.
– Объясни ты мне, Петрович, почему именно я должен ехать в этот Мухосранск? – не скрывая раздражения, поинтересовался он. – Корреспондентов у нас мало или что?
– Или что, – передразнил шеф. – Корреспондентов-то у нас хватает, но съездить должен именно ты. И не кипятись. Там делов-то на два часа, за день туда и назад обернешься.
– Да я вообще не понимаю, кому этот материал может быть интересен? Мало ли сейчас всяких шизов развелось. О каждом писать, места в газете не хватит, а сенсации я в этом не вижу.
– Не видишь, и не нужно, обойдемся без сенсаций. Между прочим, мы о каждом, как ты изволил выразиться, шизе и не пишем. А вот этим конкретным экземпляром интересуются в определенных кругах, что само по себе уже заслуживает внимания и именно твоего там присутствия. Улавливаешь? Или еще есть вопросы?
– Уже уловил, я же способный, – буркнул Егор, смекнув, что «определенные круги» – это либо городское, либо областное руководство.
Выслушав свое задание и инструкции, он покинул кабинет главного.
С тех пор, как Егор стал заместителем главного редактора, он прекратил ездить в командировки, чему был несказанно рад. Во-первых, он тяжело переносил отсутствие привычного комфорта и страдал даже от воскресных поездок на дачу, которая по сути являлась огородом, и где