Отец Ианнуарий замолчал. Никита никак не мог взять в толк, почему он вдруг сменил тон, и к чему это рассусоливание про тяжелую жизнь.
– Вот и ты: давай скорей, по государеву делу… А кто он теперь, государь-то наш, и не разберешь, – отец Ианнуарий снова умолк. На этот раз его хитрые глазки сощурились в тонкую щелочку. Все! Хватит! Не сваришь с этим пройдохой каши! Никита резко развернулся и пошел к двери.
– Постой! – крикнул ему вслед отец Ианнуарий. – Ты куда так ретиво?
– К отцу игумну, – отрезал Никита через плечо.
– Да стой ты, чудак-человек. Послушай, что скажу. Стой! – отец-келларь окликнул громко, приказным тоном.
Никита остановился, обернулся.
– Есть у меня один жеребец. Для себя берег. Один он и остался. Вот отдам его, и что самому делать. Других-то когда еще вернут? А я ему на прокорм три деньги в месяц кладу. Что же, зря я на него тратился?
Никита сперва опешил. Так что, дает или не дает? Отец-келларь запутал его вконец. Никита хмурил брови и судорожно пытался понять, что же ему делать. И тут только поймал взгляд отца Ианнуария, бегающий то на Никиту, то на кошель, то на Никиту то на… И тут Никиту осенило. Ну конечно же! Чего может хотеть этот жирный боров, этот стяжатель мирских благ. Никита аж просветлел от такой догадки. Он потянулся к кошелю, медленно стал отвязывать его от пояса.
– Так если за этим дело стало, – начал он радостно, – может я тебе за прокорм на месяц вперед оставлю…
Отец-келларь не заставил себя долго упрашивать.
– Ну, не знаю, не знаю… Хотя, если дело, говоришь, государево, может и вправду, помочь тебе.
– Конечно государево, – подхватил Никита, и тут же направился назад к столу, на ходу раскрывая кошель и зачерпывая горсть монет. – А коня я тебе на первой яме оставлю.
– Да что там, ладно, – отец Ианнуарий заметно повеселел, глядя как Никита выбирает из горсти монет три деньги. – Конь у меня добрый, до Москвы без смены довезет, хоть шагом, хоть галопом. Ты же ведь через Сретенские ворота поедешь?
– Угу, – мотнул головой Никита.
– Так ты в Варсонофьевский монастырь загляни, там у отца Геннадия и оставь.
Никита положил на стол три монеты.
– Ну, что, идем?
Отец-келларь сгреб монеты, чинно попробовал каждую на зуб, грузно, с тяжелой одышкой встал, подошел к окну и стал рассматривать монеты на свет:
– Идем, идем. Сейчас пой… Эй, – отец Ианнуарий бросил на Никиту молниеносный взгляд. – Да это деньги-то серпуховского князя. Не-е-т, брат. Ты мне московской деньгой давай. А серпуховские сейчас на Торгу четыре к одному идут. Московские-то у тебя есть?
Никита аж затрясся от раздражения. В два шага оказался рядом с отцом-келларем, развязал кошель