Музыкальная гармония и только она одна сохраняет наш мир и правит этим миром, то есть в той степени, в которой отношения между людьми перестают «звучать», как говорят музыканты, —
в той самой степени в мир входит феномен, который моралисты именуют громким словцом «зло», —
так что, зная этот мировой закон, вы и ваш сосед, еврей-профессор-искусствовед, приехавший давным-давно из Санкт-Петербурга и проживающий двумя этажами выше, встретившись случайно на улице, в магазине или в лифте, общаетесь самым сердечным образом, —
вам действительно есть настолько много о чем поговорить, что, кажется, душевный разговор, раз возникнув и приняв классическое «русское русло», уже никогда бы не остановился, —
однако существует опасность, что один из вас будет с «аппетитом», как говорил Тургенев, говорить только о себе, слушая собеседника лишь для проформы, —
ведь вы оба в конце концов авторы, а какой автор интересуется другим автором? ему нужны только собственные читатели или слушатели… впрочем, за себя вы поручиться можете, а вот за вашего соседа вряд ли, кроме того, вы, следует предположить, на подобном одностороннем диалоге уже «собаку съели», —
и вот вы упорно не приглашаете друг друга в гости, и даже при случайных встречах не говорите часами, хотя взаимная симпатия между вами есть, хотя пообщаться о «высоких материях» вам, кроме как друг с другом, больше и не с кем, и хотя всякий раз, когда разговор обрывается по сути не начавшись, вы испытывате очень субтильное и очень тягостное чувство, и ваш сосед-профессор, наверное, тоже, —
и все-таки вы боитесь сделать решающий шаг и распахнуть двери стихийного общения, а ведь наверняка из этого вышло бы больше хорошего, чем плохого, —
и оправдание вашей взаимной уютной трусости необходимостью «держать дистанцию», дабы не разрушить хотя бы то, что есть, —
оно, это оправдание, при внимательном рассмотрении, не выдерживает критики, —
в конце концов, разве на одной дистанции зиждется музыкальная гармония? и разве не бывает в музыке острых диссонансных всплесков и полного катартического примирения? да, все это бывает, но только не у самого великого музыканта: И.-С. Баха, зато у второго по значению музыканта: Моцарта, —
и как пушкинский Сальери в финале оправдывает свое злодеяние сомнительной ссылкой на Микеланджело, так по крайней мере вы – о вашем славном соседе я, понятно, судить не берусь – вынуждены оправдывать ваше странное, но по-своему оригинальное и, главное, вполне искреннее общение с соседом-профессором с верхнего этажа ссылкой на первого музыканта, а не второго, —
нет, а ведь воистину есть в нем – этом вашем необычном общении – что-то отдаленно похожее на баховскую тональность, —
и если вас спросят, что же именно, вы без запинок, как хорошо выученный урок, должны ответить (ради бога, примите всерьез мою подсказку): главное – это когда люди субстанциально, то есть день и ночь и пожизненно, связаны