Горячую память во мне не осилят
О той, что не знала России моей,
Но столько напомнила мне о России.
«Вздымались и рушились тучи…»
Вздымались и рушились тучи,
А в сердце вползала тоска мне.
Все море как будто в падучей
Ревело и билось о камни.
И ветер, бросаясь в пучину —
Шипящее, черное лоно,
Как скульптор буграстую глину
Месил и месил исступленно.
Плащом запахнувшись потуже,
Кляня ураган то и дело,
Я шел по камням неуклюже
Туда, где оно сатанело.
Как будто в неслыханных пытках
Был стон его глух и неистов;
Не то что на этих открытках
Для легковерных туристов.
Не то что на этих шедеврах,
Написанных бойким мазилой,
Ревело, играло на нервах
И целому миру грозило.
Оно наливалось валами,
Шипела лиловая пена,
Ярилось крутыми буграми.
Как торсы Огюста Родена.
И в бешеном круговороте.
Швыряя зеленую воду,
Рвалось словно раб Буонаротти
Из массы своей на свободу.
«Ты помнишь, у нашей калитки…»
Ты помнишь, у нашей калитки
Сияющим утром, лениво,
Прибой разворачивал свитки
И клал их к покромке залива.
Там крейсер стоял на причале
И высился серою глыбой,
Отчаянно чайки кричали,
Кидаясь в пучину за рыбой.
И соль на губах от прибоя,
Клочок облюбованный суши,
И ветер и море. И двое
Влюбленных друг в друга по уши.
«Детство мое тихое…»
Детство мое тихое.
Тын, да хата с мальвами.
Я не знал о них тогда.
Океанах с пальмами.
За кривыми вербами,
У болотной ямы,
Мне лягушки первыми
Были кобзарями.
Сумрак дымкой ладана.
Вился над бурьяном,
И в копилку падало
Солнце за курганом.
Вечер в поле стелется,
Тихий свет от месяца.
Ветряная мельница
Неустанно крестится.
Звездными миражами
Пруд сиял у берега,
И не снилась даже мне
Та страна Америка.
«С курносой смертью ежели…»
С курносой смертью ежели
Я встречусь наяву,
Немногие пережили —
Но я переживу.
Скажу ей – нету в мире
Для жизнелюбов мест,
И яма-то не вырыта,
И не сколочен крест.
Иди к соседу – пьяница.
Ленив, завистлив, слаб.
Он сам к тебе потянется,
До смерти любит баб.
Ей-Богу, парень стоющий,
Спьяна на все готов;
А мне б, картин хоть сто
Да книжечку стихов.
Дождь в