В книге о природе садизма под названием «Из человека в зверя: садизм, мазохизм и ликантропия с точки зрения антропологии», написанной в 1948 году (кстати, в ней же он одним из первых использовал термин «серийное убийство»), Роберт Эйслер утверждает, что древние мифы об оборотнях вместе с феноменом садистских сексуальных серийных убийств с элементами каннибализма заложены в памяти нашего триединого мозга с древних времен, когда человек начал отходить от вегетарианства и стал еще и хищником, что случилось примерно в эпоху последнего ледникового периода, закончившегося около пятнадцати – двадцати двух тысяч лет назад{146}.
Весьма интересная теория. Сегодня, безусловно, ряд убедительных фактов свидетельствует о том, что физически люди не приспособлены охотиться и есть мясо, поскольку у нас нет настоящих клыков (мы их только так называем) и когтей на руках – они больше подходят для сбора плодов и листьев, чем для охоты, убийства и разделывания добычи. У людей длинный кишечник, тогда как у плотоядных животных он обычно короткий, чтобы быстро выводить гниющее мясо из пищеварительного тракта{147}. Все это говорит о том, что от природы мы не всеядны, и, по словам Эйслера, это сегодня и гложет нам душу. Во второй главе мы видели, как во времена голода и переломных эпох примитивные гоминиды-вегетарианцы от Homo erectus и Homo neanderthalensis до Homo sapiens начинали охотиться и есть мясо и даже прибегали к каннибализму, если возникала острая нужда (сельское хозяйство мы не развивали вплоть до десяти – пятнадцати тысяч лет назад).
Эйслер считает, что, прежде чем отступил последний ледник, в холодном климате не было достаточно трав, ягод и кореньев для еды, и поэтому люди стали хищниками, начали есть мясо и одеваться в звериные шкуры для сохранения тепла, а когда и такой добычи становилось мало, то доходило до актов каннибализма. В конце концов эти одетые в меха двуногие хищники, похожие на поросших шерстью монстров (вервольфов, или оборотней versipellises), мигрировали на юг, где климат был умеренным. Там они столкнулись с кроткими племенами вегетарианцев, на которых тут же начали нападать, насиловать, убивать, а порой и есть. Среди этих мохнатых душегубов были не только мужчины. Эйслер пишет об эротическом образе «Венера в мехах» в западном искусстве и литературе, где представлена «…нагая окровавленная менада, или „буйная дева“, закутанная в медвежьи, рысьи или лисьи шкуры, которая мчится по первобытным лесам наравне с разъяренными мужчинами в единой стае, чья цель – охота, соревнуясь с ними в кровожадности, когда дело доходит до убийства, и наконец обретая покой после всеобщего безумного возбуждения от пиршественной оргии с поглощением сырого, сочащегося кровью мяса еще теплой жертвы»{148}.
Эйслер осмелился предположить, что человеческий