Слишком хорошо Лахлан понимал значение этого взгляда, потому что много раз видел, как пытают и мучают людей. Это была агония – чистая, неприкрытая, бесконечная агония.
Лахлан отхватил основательный кусок говядины, пытаясь заглушить стеснение в груди, хотя вряд ли это было чувство голода, болезненно поморщился и потянулся к бурдюку в надежде запить отвратительный привкус во рту. Гордон, наблюдавший за ним, спросил:
– Что-то не так?
– Чертово мясо, похоже, протухло.
– А по-моему, оно превосходно.
Пожав плечами, Лахлан сделал второй глоток: виски, жидкий огонь, выжигал любые вкусовые ощущения. Маккей тоже уставился на него, но предпочел промолчать. Да это было и ни к чему: неодобрение было написано на лбу неистового горца.
Магнус Маккей был родом с севера Шотландии. Высокий богатырь силой едва ли уступал легендарному Робби Бойду и славился умением выживать в любых, даже самых жестоких условиях. Единственное, с чем у него были нелады, это верховая езда. Не самый искусный из наездников даже в спокойной обстановке, в критический момент он, похоже, держался на спине лошади только силой воли. После мучительной скачки всю ночь, причем половину под проливным дождем, отдых потребовался не только графине.
Маккей не любил Лахлана, но это, в общем, дело обычное. Они могли отлично ладить, лишь бы один не вздумал встать на пути у другого. Меньше всего искал он товарищества и дружбы, когда согласился вступить в ряды воинов-призраков, тайного отряда Роберта Брюса.
Нельзя не признать, что замысел был интригующий: собрать вместе самых лучших в каждом из воинских искусств. Лахлан уже видел, на что способны гвардейцы, но в одиночку им войны не выиграть. Он здорово сомневался, что вояки вроде Роберта Брюса, помешанные на рыцарском кодексе, смогут принять коварные приемы горцев.
Без сомнения, это лучшие воины, с которыми Лахлану приходилось сражаться бок о бок, но это не значило, что они могут на него рассчитывать, да и сам он не думал полагаться на них. Неверная жена преподала Лахлану жестокий урок по части доверия; в результате соратники его мертвы, сам он несправедливо обвинен, а имения его конфискованы. И Лахлан вернулся к тому, от чего ушел: жестокий убийца, война для которого – смысл жизни.
– Есть что сказать, Святой? – поддразнил он, назвав Маккея прозвищем, которое Максорли придумал для этого здоровяка, но не потому, что тот отличался набожностью.
В отличие от других солдат, Магнус никогда не говорил о женщинах. На войне, в походах, вдали от дома, сидя у костра, воины, как правило, только об этом и болтали. Лахлан намеревался выяснить, почему эта тема не привлекала горца.
– Графиня