– Здорово-то здорово. Только кто ты такой и откуда знаешь, что я ротный и что нас тут рота?
– Не батальон же. На батальон вы не тянете. Для взвода – многовато. Да и ты, старшой, не в майорах ходишь. И даже не в капитанах. – И незнакомец кивнул самокруткой, зажатой словно в тисках, в прокуренных пальцах, на петлицы Мотовилова.
Мотовилову будто со стрехи за шиворот потекло от этих слов незнакомца. Часовой, понимая ситуацию по-своему, перехватил винтовку на руку и качнул штыком.
– Отставить, – махнул ему Мотовилов. – А ты, уважаемый, не знаю, как тебя звать-величать, раз такой сообразительный, доложи-ка по форме: кто такой, откуда и по какой надобности к нам пожаловал? Не в колхоз пришёл…
Незнакомец некоторое время, словно отмеряя в последний раз, смотрел на Мотовилова, потом вытащил из-за пазухи вчетверо сложенный листок и протянул его ротному:
– Что тут долго говорить. В бумаге всё прописано, кто я такой. А почему здесь, скажу.
На вид незнакомцу было лет тридцать. Коренастый, в добротной крестьянской одежде. Спокойное лицо, умный взгляд, уверенный и тоже спокойный, как будто этот человек, пришедший к ним неизвестно зачем и почему, заведомо был уверен в том, что именно в нём нуждались здесь все эти люди, ковырявшие сейчас холодную землю по обрезу поля, и больше всех он, вот этот коренастый, мужиковатого вида пожилой старший лейтенант, которому, по годам и по осанке, впору бы быть полковником, на худой конец, подполковником. А тут вот, оказывается, всего лишь ротный старший лейтенант. Старший же лейтенант тем временем внимательно осматривал чужака, тоже вдруг поняв нём больше, чем случайного человека, из любопытства забредшего к ним на позиции. Лицо ухоженное, сытое. Аккуратно постриженная русая бородка с редкими курчавыми сединками, которые скорее всего указывали не на годы, а на что-то другое, чего с годами порой и не нажить.
Мотовилов развернул изрядно потёртую бумажку, поморщился. Подошёл младший политрук Бурман:
– Что тут такое? Кто это? Что за бумага? Документ? Его? Интересно.
– Вот, читайте, это больше по вашей части. – И Мотовилов сунул Бурману бумагу.
– При утрате не возобновляется, – прочитал Бурман.
– Да вы не бланк читайте, а самую суть! – почему-то разозлился Мотовилов.
– Я и читаю. Справка. Дана гражданину Колядёнкову Филиппу Артемьевичу, рождения одна тысяча девятьсот девятого года. Уроженец Смоленской губернии Мосальского уезда, деревни Подолешье. Ранее не судим. Осужденному народным судом Мосальского района Смоленской области третьего марта одна тысяча девятьсот тридцать шестого года по статье… А зачем, собственно говоря, мы сейчас это читаем? – И Бурман выразительно посмотрел на ротного поверх оптических кругляшек своих очков.
– Читайте, читайте, Овсей Исаич, тут у нас мало литературы. Читайте. Всё развлечение.
– …По статье шестьдесят первая Уголовного кодекса РСФСР. Он что, выходит, беглый уголовник?…с поражением прав на два года, что о по отбытии срока