Первой и самой здравой мыслью было отправить ее на аборт, но даже здесь эта сучка в очередной раз сыграла на жалость, не мне, нет. Она прямиком поперлась к моей матери, валяясь там на пузе и стоя на коленях, умоляя ее на меня повлиять. Мама, конечно, не заставила себя долго ждать, надавила на самое больное, Маринку, нашего с ней ребенка и то, что я никогда не смогу себе простить еще одну потерю.
Где-то она была права, я действительно об этом задумывался, анализировал и больше чем часто приходил к данному выводу.
Наверху вновь послышался шум, после которого Анфиса спустилась в гостиную.
– Я так тебя ждала, – довольно улыбнулась, присаживаясь рядом.
Ее длинные наманикюренные пальцы потянулись к моему плечу, едва касаясь ткани пиджака.
– Как прошел день? – облизала губы.
– Нормально.
Все ее прикосновения вызывали тошноту. Исключением было лишь состояние полнейшего опьянения. Я ни разу не притрагивался к ней в трезвом уме. Ни разу…
– Я тут подумала, может быть, уже начнем делать детскую? Была в одном магазине и…
– Все сделают без тебя. Не думай, что задержишься в этом доме, после того как родишь. Поняла меня?
– Это мой ребенок.
– Прежде всего он мой. А ты просто инкубатор, без права выбора и голоса. Поняла меня? – придвигаюсь ближе, поддевая пальцем ворот ее футболки. – Не слышу.
– Поняла, – кивок, – а ты не думаешь, что я могу его убить? – тонкая бровь поползла вверх, а на губах загорелась триумфальная улыбка. – Или просто сделать его калекой? Представь, какая это будет трагедия, а кто виноват Саш, а? Ты, наш папочка.
– Ты отдаешь себе отчет в том, – касаюсь ладонью ее горла, – что говоришь? – сдавливаю тонкую шею, слыша ее тихий хрип. – Я так не думаю. Если ребенок родится больным, я тебя убью, если он умрет – убью, если ты еще хоть раз заикнешься о подобном – убью, ну и на финал, если решишь сбежать, найду и посажу на цепь. И я сейчас не в переносном смысле, – разжимаю захват, и Анф сразу хватается руками за свое горло.
– Больной ублюдок.
– Очень надеюсь, что ты меня услышала, – оставив бокал на столике, поднимаюсь с дивана, – ты же сама в это влезла. Зачем ходила к моей матери? Чего добивалась?
– Чем она лучше, Доронин? Она тебя бросила, предала, она убила вашего ребенка, но ты продолжаешь ненавидеть всех вокруг, кроме нее, – захлебываясь слезами.
– Ваше главное отличие в том, что она никогда даже мысли не допустит о том, чем ты мне здесь угрожала.
– Она тебя предала!
– Я ее тоже. Разговор окончен, заткнись и вали наверх.
Мартынова вскакивает с дивана и бегом несется на второй этаж. Смотрю ей вслед и, выключив телевизор, выхожу на улицу, не хочу оставаться в этом доме.
– Глеб, – говорю в рацию, – пусть водитель подгонит машину, я уезжаю.
Из