– Я передам королю, что ты управишься с новым делом в прежний срок. Ни дня простоя! – крикнул он весело. – Он будет очень доволен.
Юный Озрик сделал свой ход через считаные минуты.
Озрик уже не раз наблюдал тучного епископа, когда Гандальф приезжал с инспекцией.
Подобно многим высокопоставленным лицам, епископ с легкостью нацепил маску бодрой учтивости, которая защищает и облегчает жизнь видным фигурам. На обходе стройплощадки ему ничего не стоило любезно кивнуть – даже сервам.
А потому вполне понятен был план, сложившийся в голове маленького невольника, скорбно трудившегося в темном туннеле.
Ему хотелось быть мастеровым до зуда в пальцах, всем существом. Что в этом плохого? Или Бог предназначил ему страдать за грехи? Одно он знал наверняка: Ральф Силверсливз был не орудием Божьего промысла, а дьяволом. Зато епископ Гандальф, отвечавший за все, человек Божий и казался добросердечным. А разве не мог обратиться к Божьему человеку хотя бы и серв?
«Мне все равно терять нечего», – подумал Озрик.
Он ждал удобного случая. И вот, когда он закончил смену в туннеле и увидел епископа, стоявшего перед стройкой, Озрик решил попытать счастья. Сбегав в плотницкую мастерскую, он прихватил свою поделку и робко приблизился к знатному мужу.
При виде серьезного мальца, перепачканного в земле и с деревяшкой в руках, епископ Гандальф удивился, однако дружелюбно спросил:
– Что это, сын мой?
Озрик в нескольких словах объяснил:
– Это моя работа. Я хочу быть плотником.
Гандальф, разглядывая серва, без труда догадался об остальном. Он видел, что изделие недурное. Его взор скользнул по плотницкой мастерской. Может, и стоит отправить туда мальчонку – поглядеть, что из него выйдет. И он уже собрался устремиться туда, когда услышал позади свирепый окрик.
Это был Ральф.
Тому хватило мгновения, чтобы уразуметь замысел Озрика. Для Ральфа, который уже был взбешен изменением плана, вид увечного серва, обратившегося через его голову к Гандальфу, явился последней каплей. По мере его приближения к епископу крик превратился в вой.
– Он говорит, что хочет быть плотником, – деликатно заметил Гандальф.
– Никогда!
– Способности к ремеслам суть Божий дар. Их надобно применять.
– Вы не понимаете, – вдруг осенило Ральфа, – ему нельзя доверить ни нож, ни какой другой острый инструмент. Он и здесь вкалывает лишь потому, что пытался убить королевского рыцаря. Вот ему нос и отхватили!
– На вид парень не больно грозен.
– Однако так оно и есть.
Гандальф вздохнул и, разумеется, не поверил надсмотрщику. С другой стороны, он достаточно расстроил его за один-то день. А сооружение Тауэра должно продолжаться бесперебойно.
– Как будет угодно, – пожал он плечами.
И Озрик, хотя не понял ни слова, ибо изъяснялись они на нормандском французском, сообразил, что лишился последней надежды.
Через