Они лежали рядом, но ей казалось, трещина в земле разделила их, и она только расширяет ее, отталкивая берег Артура от своего берега.
Он будто бы задремал, но как только послышались шаги Маргариты, открыл глаза.
– Иди сюда, – он взял ее за руку. – Лягушка! Ну-ка ложись! Я буду большой теплый камень и буду греть тебе животик, а солнце будет греть спинку.
Бусинка улеглась ему на живот, лягнув Эмму холодной ногой, высыпала на него камни из обеих рук.
– А это твои дети!
– О, как много!
– Я тебе еще найду. – Она положила голову ему на грудь, смешно сплющив щеку. – Ты будешь папа, а я их мама, я на тебе поженюсь!
– Когда вырастешь, я буду уже старый, Марго! Зачем тебе старый муж? Найдешь себе получше.
– Нет, Атул, – она потерлась об него ухом, – я тебя люблю!
Артур тихо засмеялся, отлепил от ее щеки осколочек ракушки, потрогал ее нос – согрелась. Бусинка сползла с него и уселась рядом, загребая горсти песка и просыпая их сквозь сморщенные пальцы.
Спасаясь от песочного ветра, Артур повернулся к ней спиной и взглянув на Эммануэль, прикрывшую лицо шляпой, спросил:
– Почему ты плачешь, Маню?
– Я… – она закрыла лицо руками, стирая слезы, пытаясь сказать, тяжелым шепотом, словно сквозь сырой песок в горле, – я не люблю тебя, Артур.
Артур сдвинул с нее шляпу и дождался, пока девушка посмотрит на него.
– Я знаю, – тихо сказал он.
Отвести глаза было невозможно, когда он так смотрел на нее, ей казалось, что не молодой мужчина сейчас рядом с ней, а другое существо, которого она боится и к которому тянется всей душой, смущаясь тем, что все ее мысли для него прозрачны.
– Знаешь? – прошептала она еще тише.
– Да. Это, наверное, из-за меня, я не умею намеренно вызывать в человеке влюбленность, видимо, этого тебе не хватает. А потом, еще так мало времени прошло… Тебе совсем плохо со мной?
– Нет, Артур, нет, просто ведь это нечестно, я пользуюсь тем, как ты ко мне относишься, а я сама…
– Честно, раз я все знаю. Тебе очень трудно, но… так может быть, Маню. Любовь может, – он сделал на этом слове ударение, – быть сложной внутренней работой, она не всегда приходит как взрыв счастья, как эйфория. Она может быть очень медленной, очень скрытой.
– А как было у тебя?
– У меня… сложно выразить… у меня как обухом по голове, – он тихо усмехнулся, – когда ты впервые заговорила со мной, я больше не мог отпустить тебя ни на минуту, ты постоянно была во мне.
– Ты же меня совсем не знал.
– Это не важно. Знал, что именно ты… какой бы ты не была… Но это тебя никак не связывает, пойми, ты сама должна решить для себя, не думая ни о ком, потому что нельзя приносить себя в жертву чьей-то любви, нельзя собой отдавать