И Жермена, снова на коне, надежно утвердясь в седле, отвечала:
– Нет, не любим. Никто не любит шпионов.
Жизнь Жака напоминала всегда неприбранные комнаты женщин Монмартра, которые встают в четыре часа и накидывают пальто поверх ночной рубашки, чтобы выйти поесть. При таком положении дел всегда нарастает напряженность. Нестор больше не смеялся, не показывал писем. Жака он не подозревал, несмотря на прямые улики; он подозревал Жермену. Ослепленный самолюбием, он вполне допускал, что она может изменять ему с мужчиной его возраста и дородства, что он наивно именовал «ее типом», но чтобы с малышом Жаком – в такое поверить было выше его сил. Подобная возможность даже не рассматривалась. Он проникся к Жаку особым доверием и просил его присматривать за Жерменой.
– Мне ведь приходится чуть ли не жить на бирже, и работаю я часто до поздней ночи. Вы уж не оставляйте ее одну, сопровождайте повсюду. Сделайте мне такое одолжение.
С некоторых пор Нестор Озирис отводил душу сценами. Пока еще он не угрожал; бил только статуэтки. Жермена заметила, что при каждом примирении он дарил ей бронзовых зверюшек. Это позволяло ему устраивать погромы без особого ущерба. Китайского фарфора и терракоты он избегал.
Когда он разбил саксонскую статуэтку, Жермена поняла, что водевиль начинает оборачиваться драмой. Он обшаривал ее комоды, выискивал следы, подкупал маникюрш – совсем потерял голову.
Как-то вечером, побывав перед тем у дантиста, он застал Жермену полулежащей в шезлонге. Он спросил, принимала ли она кого-нибудь. Она отвечала, что никто не приходил, что она весь день то читала, то дремала. Так оно и было.
Нестор вышел в прихожую повесить шубу. И вернулся, потрясая тростью с черепаховым набалдашником.
– А это что? Вот это? – вопил он. – Раз твой приятель оставляет в моей прихожей свою трость, ты у меня ее отведаешь!
Жермена закрыла книгу.
– Вы с ума сошли, – сказала она. – Извольте выйти вон.
Зазвонил телефон.
– Не трогай трубку, – заорал Нестор. – Если это владелец трости, я сам с ним поговорю.
Звонок действительно имел прямое отношение к трости. Дантист просил господина Озириса проверить, не произошла ли ошибка, потому что у другого его клиента оказалась трость с монограммой Н. О. вместо его собственной с черепаховым набалдашником.
Жермена скромно торжествовала. Этот эпизод обеспечил ей мир на целых четыре дня.
По воскресеньям братья Озирис охотились. Выезжали накануне, в пять часов. И тут уж Жермена была свободна. В эту субботу Нестор пожертвовал охотой, чтоб остаться с ней. То был галантный жест, долженствующий снискать ее прощение.
Жермена сумела скрыть досаду. Она предупредила Жака. Всего разумнее ему оставаться дома, на улице Эстрапад, и пораньше лечь спать.
В девять часов Жак читал у себя в комнате, равно как и остальные пансионеры (за исключением Махеддина), как вдруг на лестничной площадке раздался робкий звонок.
Дружок,