Следующим привели каннибала.
– Ты помнишь, как ел человеческую печень?
– Да, жарил и ел, – спокойно ответил тот, отвечая на вопросы, словно хвастаясь, считая достижением или талантом предпочтение в поедании человеческого мяса, при том, что его узенькие хитрые глазенки постоянно бегали.
– И как на вкус?
– Обычно.
– Это был ритуал?
– О, вовсе нет.
– Тебе нечего было кушать?
– Нет, что вы. Зарабатывал хорошо и продуктов целый холодильник.
– А жалость?
– Не было! – пожал плечами больной. – Вы жалеете курицу, которую хотите приготовить?
***
У наряженной елки, облокотившись спинами о стену, сидели три подруги, смеялись и пили шампанское: полненькая брюнетка с мальчишечьей стрижкой Юля. Манерная и ухоженная Зарина с длинными лоснящимися волосами, с наращенными ресницами и ногтями, одетая по последней моде. И Жанна с густой копной волнистых волос, простецкая и очень жалостливая.
– Так не хватает Оли… – выдохнула последняя из девушек.
– Это точно. Кто-нибудь с ней связывался после того, как она в истерике хотела приехать к нам на такси? – вдруг загрустила и Юля.
– Ой, чего ей унывать? – возразила Зарина, посмотрев на свой маникюр. – Живет как у Христа за пазухой с богатым мужиком. Где б такого отыскать? Нужны мы ей были.
– Ты что Оля не такая! – воспротивилась Жанна. – Наша дружба не могла закончиться просто так.
***
Тамир с первого взгляда несчастного вида и с трясущимися руками встал у стола Алексея. Глаза убийцы, слегка отведенные в бок, буравили свои собственные ступни в черных носках и тапочках. Смущенная улыбка сжатыми губами рисовала вовсе не маньяка, а вежливого пациента на приеме у терапевта, пока Тамир не поднял свои холодные глаза, будто охотника, который смотрит на свою жертву под ломаными бровями.
– Присаживайся, – кивнул Алексей. – Сколько ты уже с нами, помнишь?
– Пять лет по сто пятой. Но статью должны были переквалифицировать как убийство по необходимости. Я и деда убил, который мешал спасать людей.
– От чего?
– От этой жизни. Мне сам бог повелел, а дед постоянно настаивал лечиться.
– Сейчас ты продолжаешь общаться с богом?
– Мысленно, но он обещал, что меня скоро выпишут.
– Зачем же тогда убил деда?
– Бог отдал приказ, не мог ослушаться.
– А дед не снится?
– Снится и молчит. Дед простил меня.
Тридцатилетнего Максима Стрельцова, насильника и педофила, выслушали, уже когда за окном стемнело.
Беркутов внимательно всматривался в человека, похожего на мертвеца, с безжалостным взглядом, и в эти минуты Косте, поместившему под стражу ни один десяток преступников, вовсе не хотелось оставаться в этом кабинете