– Смотри, у них тут разрешено шампанское с собой приносить.
– Да, а пластиковые стаканы какие гигантские – туда литр, наверное, войдет.
– А что у них за банки консервные?
– Не знаю, по рисунку на этикете похоже на крыжовник.
– Может, оливки?
Рядом с нами шумела компания подвыпившей или просто весёлой молодежи. Они раздавали всем вокруг пластиковые стаканы и откупоривали бесконечные бутылки шипучего напитка. Мы пытались отказаться, но это было бесполезно.
– Как-то неловко. Пристроились тут и даром будем пить.
До Нового года оставалось пять минут.
– Ладно, мы же не знали, что можно приносить с собой.
– Берите, берите, вот сейчас налью вам, – громыхал вокруг нас виночерпий, – А где ваш виноград?
– А, это был виноград…
– Эй, ребята, дайте-ка коробку! У наших гостей тут винограда нет. Как же так? Без этого нельзя, без этого и Новый год – не Новый год.
– Ты понимаешь, что он говорит?
– Очень смутно, но отказываться уже неудобно.
– Слушайте, когда начнут бить часы на башне. Видите, – показал он наверх, – Там часы. Понятно? Тик-так-тик-так. Да? Вот когда начнется отсчет, нужно на каждый удар съедать по виноградине и загадывать желание. Двенадцать, ясно? Двенадцать ударов. Здесь в каждой банке двенадцать штук.
– Эй, Хорхе, иди сюда, сейчас начнется.
– Ну, я пошел. Вы поняли хоть? Ладно, смотрите, – он показал пальцами на глаза, – Смотрите на меня, и все будет ОК.
И всё началось, и начался отсчет, и мы глотали виноградины одну за другой, захлебываясь счастьем и умилением от этого маленького доброго поступка в наш адрес, который должен был бы стать нормой человеческих отношений.
– Ты заметила, что виноград без косточек?
– А банки, эти банки. Они ведь специально их производят – к Новому году. Ну, молодцы!
Да, в эту ночь непривычная глазу внешняя скромность потонула в море простых человеческих эмоций. Не шикарностью салюта и не высотой, на которую взлетали фейерверки, измерялись отношения между человеком и человеком, между государством и его народом. В тот момент нам казалось, что божественная гармония присутствовала во всем: даже в странном для нас соотношении крохотной мадридской площади с необозримым пространством души испанца, стремящегося жить по простой и понятной заповеди: возлюби ближнего своего, как самого себя.
Мы здесь не дома – мы были в гостях. Мы были пришельцами, но не разрушителями, а влюбчивыми путешественницами, пытающимися не только смотреть, но и видеть. Мы тогда ещё и тысячной доли информации не получили об этом иберийском крае, но всё, что нам удалось узнать, мы пропускали, как