начале 1945 года директор ИМЭЛ В. С. Кружков, отчитываясь перед вождем, в частности, писал: «Среди них (документов архива Кавказского союзного комитета. –
Б. И.) оказались рукописи нескольких статей товарища Сталина, черновики протоколов съездов Союзного комитета, но не было работы товарища Сталина под названием “Кредо”»
[303]. Сталинские архивисты не нашли и «Программу» занятий в марксистских кружках. Обратим внимание: кроме «Программы», Сталин не смог ничего больше припомнить из того, что он опубликовал или написал до 1901 года. Трудно поверить, что юноша, склонный к поэтическому мировосприятию, к романтизму и проповедованию в семинарских и рабочих кружках, а значит, склонный и к публицистическому творчеству, до 23 лет не пытался как-то оформить свои мысли. Хорошо было бы также понять, в атмосфере каких идей и проблем эти самые мысли зарождались? Если верить официальным и неофициальным биографам, в том числе современным, в 1901 году сразу, как из головы Минервы, пред всем миром явился сложившийся зрелый марксист и убежденный социал-демократ. Единственными источниками на сей счет, широко используемыми современными исследователями, являются мемуары, собранные главным образом в период сталинского могущества. Понятно, что они или рисуют благостную, но совершенно искаженную картину в духе официальной биографии, или просто молчат
[304]. Думаю все же, что кое-какую информацию на сей счет можно извлечь из опубликованных ранних произведений самого Кобы, тем более что стареющий Сталин предпослал им собственноручно написанное предуведомление, в котором предостерегал читателей: «Чтобы понять и должным образом оценить эти произведения, следует рассматривать их как произведения молодого марксиста, еще не оформившегося в законченного марксиста-ленинца, понятно поэтому, что в этих произведениях сохранились следы некоторых ставших потом устаревшими положений старых марксистов, которые были преодолены впоследствии нашей партией»
[305]. Но дело не только в том, что Коба конца XIX и первых лет века XX, конечно же, не мог предвидеть того, что российские социал-демократы вскоре расколются по отношению к аграрному вопросу и крестьянству, по отношению к характеру будущей российской революции, а он сам в 20-х годах схлестнется с Троцким на почве авторства идеи перманентной революции. Дело в том, что Коба не был рожден ни теоретиком, ни идеологом. Сам Сталин в том же предисловии свои ранние произведения характеризовал подчеркнуто скромно, позволяя тем не менее другим захлебываться от восторга по поводу каждого его напечатанного в молодые годы слова. Несмотря на то что он уже давно был официально признанным «гением всех времен и народов», он демонстративно отстраненно оценивал молодого Кобу лишь как одного из «практиков-большевиков». Все в том же предисловии 1946 года он признавал, что до революции не придавал большого значения теоретическим вопросам: «…мы, практики, – отмечал он, – не вникали в это дело (в теорию перманентной революции. –
Б. И.) и не понимали его великого