Землю окутал мрак. Сейчас я была даже рада темноте. Взгляд мужчины нервировал. Он всё не отходил от окна, словно прикипел к нему.
Меня посетила странная мысль. А что если именно с ним верховная заставит пройти ритуал зачатия.
Меня передёрнуло, но странная тревога не отпускала. Думки одолевали, будто подсознание пыталось выдать мне некую идею. Я снова украдкой взглянула на пленного.
Смотрит.
Вот что ему нужно? Высоченный черноволосый красавец буквально дыры во мне прожигал. Я никогда не видела столь физически мощного человека.
Как его, вообще, пленили? Как такого могли одолеть женщины?
Я искренне недоумевала, но тут же вспомнила своего отца. Да он был не столь силён, но всё же иной, как и этот воин.
Жрицы знали способы справиться с теми, кто сильнее.
Их оружие подлость.
Скрипнула дверь, и ко мне поспешили две совсем юные послушницы. Улыбнувшись, девочки принялись спешно развязывать верёвки, всё время оглядываясь на воду.
Боялись появления мёртвых.
Но всё было спокойно. Наконец, мои руки опустились. Они так занемели и отекли, что мне было физически больно. Взвалив на свои плечи, послушницы потащили меня в храм. Подняв голову, снова поймала на себе тяжёлый взгляд пленника.
Оказавшись в своей комнате, умылась ледяной водой и легла на узкую твёрдую койку.
Сон не шёл, казалось, произошло что-то необычное, но я этого не заметила. Моя интуиция шептала быть осторожнее. Но где она, эта опасность?
Ночью мне снилась Клэти, она сидела на кухне и, чистя рыбу, открыто улыбалась нам. Она снова была жива и стремилась хоть чем-нибудь помочь. Я же смотрела на неё словно со стороны, понимая, что её уже нет.
Она никогда больше не сбежит из своей комнатки, не сядет тихо рядом с тобой возле ящиков с водорослями, не нарисует на дощечке смешную рожицу.
Клэти больше нет.
Из тяжёлой дремоты меня вывел противный звон.
Понимая, что пора просыпаться, я еле разлепила глаза. Голова раскалывалась от гудящей боли. К спине невозможно было прикоснуться. С трудом одевшись, я поспешила к своей лодке, но на выходе меня неожиданно остановила верховная.
– Сонья, – я замерла, услышав этот ненавистный старческий голос, – ты почему вчера так долго прохлаждалась в тумане?
Поджав губы, вытащила из кармана чёрный уголёк и показала ей, намекая, что прежде чем у меня что-то спросить, впрочем, как и у любой послушницы, неплохо бы обзавестись дощечкой. Эта древняя карга словно специально каждый раз окунала нас в нашу ущербность, причиной которой сама и являлась. Эта она проводила над нами обряды. Она отнимала наши голоса.
Чтобы не плакали.
Чтобы не звали по ночам своих близких.
Чтобы не напоминали ей, что мы живые люди, испытывающие боль.
– Напиши на стене, доченьки потом вымоют.
Это её «доченьки» вызвало во мне такой гнев, что я готова была черкнуть угольком сейчас всё, что я о ней думала. Только она и